Крах тирана - Шапи Казиев Страница 46

У Мусы-Гаджи голова шла кругом от обилия товаров, купцов и зазывал, которые заманивали покупателей на десятках языков и наречий. Здесь были торговцы со всего Востока, даже из Европы. На Тебризском базаре можно было купить и продать все что угодно. Торговля шла бойко, потому что базар был наводнен товарами из Индии, красивыми и стоившими недорого. Муса-Гаджи сразу вспомнил Шахмана и догадался, откуда у него было столько добра.

Перекупщики спускали за бесценок награбленное, а возвращавшиеся из Индии купцы привозили еще и еще. Увидел Муса-Гаджи и шали, вроде той, которую он хотел купить для Фирузы, когда Шахман приезжал в Согратль.

– Почем ваши ткани? – теребили перекупщики привезенные горцами товары. – Эта парча у нас идет дешево.

– Постойте же, сторгуемся!

– Больше, чем я, никто не даст в целой Персии!

Муса-Гаджи и Ахмад бродили по рынку уже несколько часов, но цены, которые предлагали перекупщики, казались им слишком низкими. А назойливые торговцы не давали им проходу своими товарами.

– Ничего не поделаешь, – говорил Ахмад. – Придется продать за столько, за сколько купят.

– Может, завтра будет дороже? – предположил Муса-Гаджи.

– Ты, видать, никогда не сидел в тюрьме, – сказал Ахмад. – Там каждый день кажется вечностью.

Когда они остановились, чтобы начать торговлю, их снова обступили перекупщики. Крича и размахивая руками, они пытались сбить цену еще ниже. Но Ахмад не уступал, и тогда все повернулось иначе. Когда один покупатель согласился купить все вместе с мулами за назначенную цену, другие предложили больше. В конце концов ткани и мулы были проданы за цену, о которой Ахмад уже и не мечтал.

Получив деньги и первые знания о том, что такое настоящий торг, друзья отправились искать место, где продают коней. Они еще не знали, удастся ли им освободить из тюрьмы джарцев, но о конях для них следовало позаботиться заранее.

Они пробирались сквозь шумящую толпу, стараясь не отстать друг от друга, потому что на каждом шагу их поджигали заманчивые предложения и невиданные прежде диковинки. Ахмад остановился, чтобы поглядеть на ручную мартышку, выделывавшую уморительные трюки.

– Погляди-ка, – толкал он локтем товарища. – До чего смешное создание! И на человека похожа, да простит меня Аллах.

Но Муса-Гаджи не отвечал. Он смотрел совсем в другую сторону, поверх хохочущих голов. Ахмад проследил его взгляд и увидел возвышение, на котором продавали рабынь. Когда вывели для продажи новую девушку, Муса-Гаджи, расталкивая публику, бросился в ту сторону.

– Нам не туда, – пытался остановить его Ахмад.

Но Муса-Гаджи был уже у самого возвышения. Там, опустив от стыда глаза, стояла девушка, укрытая несколькими полупрозрачными покрывалами, дававшими достаточное представление о ее прелестях. Рядом, потягивая кальян, сидел на коврике лоснящийся от жира хозяин живого товара, а торгом занимался ловкий посредник.

– Расступитесь, расступитесь! – кричал он. – Не скотину покупаете! Эта красавица украсит гарем любого вельможи!

– Какова цена за нее? – кричали из толпы.

– А какова твоя цена? – вопросом на вопрос отвечал посредник.

– Сначала скажи ты!

– Это бесценное сокровище, – гнул свое посредник.

– Ты всегда так говоришь, а потом оказывается, что товар-то порченый.

Хозяин возмущенно вскинул брови и сделал знак посреднику.

– Лучшего товара не найти ни в Стамбуле, ни в Багдаде, ни в Бухаре, ни в Индии, ни в Китае! – нахваливал посредник. – Это нежный, ароматный бутон, который, когда распустится, сведет с ума даже знатока истинной красоты!

Муса-Гаджи зачарованно смотрел на девушку. Она все больше казалась ему похожей на Фирузу.

Покупатели наперебой выкрикивали цены, а посредник умело их поднимал.

– Где вы видели такие плечи, будто выточенные из слоновой кости! – заливался посредник, срывая с девушки одно покрывало за другим. – А такие бедра? Когда я смотрю на них, мне кажется, что я умер от счастья! А ее грудь, чтоб мне ослепнуть от этого чуда!

Ахмад тянул Мусу-Гаджи назад, но тот будто прирос к земле. Муса-Гаджи был почти уверен, что перед ним его любимая, его несчастная Фируза, которую вот-вот продадут какому-нибудь похотливому богатею.

Взволнованная публика не устояла, цена быстро поползла вверх, но посредник знал свое дело и готов был сорвать последнее покрывало:

– Убейте меня, если вы видели глаза, прекраснее этих!

– Покупаю! – неожиданно для самого себя выкрикнул Муса-Гаджи.

– Не сходи с ума, – сказал ему на ухо Ахмад, но Муса-Гаджи его не слышал.

– Назови свою цену, о вместилище щедрости! – воскликнул посредник, уверенный, что хорошо сделал свое дело и теперь получит немалую прибыль от сделки.

– Цену? – растерялся Муса-Гаджи.

Он не знал, сколько у него монет, хотя Ахмад все вырученные деньги доверил ему, опасаясь, что его самого могут узнать в Тебризе.

Муса-Гаджи начал искать кисет с деньгами, который был у него за поясом, но никак не мог его найти.

– У меня… У меня украли деньги… – ошеломлено произнес Муса-Гаджи.

– Как это украли? – нахмурился Ахмад.

– Они были у меня здесь, за поясом, – продолжал искать Муса-Гаджи.

Посредник видывал и не такое, а потому махнул на странного покупателя рукой и продолжал торг. Когда было сорвано последнее покрывало, публика восторженно зашумела, потому что девушка была и вправду очень красива. Но это была не Фируза.

Ахмад крепко ухватил под руку Мусу-Гаджи и повел его прочь от опасного места. Обескураженный неудачей, Муса-Гаджи все еще оглядывался назад, не веря, что мог так ошибиться.

– Я думал, ты хочешь мне помочь, – приводил его в чувство Ахмад. – А ты хочешь все испортить.

– Прости меня, Ахмад, – тряс головой Муса-Гаджи, будто стараясь избавиться от наваждения. – У меня была любимая девушка…

– У всех была любимая девушка, – прервал его Ахмад. – Даже у тех, кто сидит в здешней тюрьме.

Ахмад подвел Мусу-Гаджи к фонтану и плеснул ему в лицо пригоршню воды.

Тот вытер лицо, глотнул немного из искрящейся струи и только теперь осознал, что произошло. Мало того, что он принял за Фирузу другую девушку, так чуть не отдал за нее все деньги, которые предполагалось употребить на спасение из тюрьмы джарцев.

– Если бы об этом написал поэт, он назвал бы твой поступок прекрасным, – сказал Ахмад. – Освободить несчастную красавицу-рабыню – что может быть благороднее? Но что скажут дети тех несчастных, ради которых мы сюда пришли?