Мистика московских кладбищ - Юрий Рябинин Страница 46

Прожил Грановский совсем недолго, — умер он сорока двух лет. Отпевали его в университетской церкви св. Татианы, и от самой Моховой до Пятницкого кладбища шесть верст студенты несли на руках гроб с телом любимого профессора! По всему пути были рассыпаны цветы и лавровые листья.

Т. Н. Грановский

Рядом с могилой Грановского похоронен его друг — знаменитый актер Михаил Семенович Щепкин (1788–1863), которого называют отцом русского сценического реализма. Во времена Щепкина не существовало ни кино-, ни даже фотосъемки. Поэтому, увы, мы никак не можем теперь судить о его творчестве. Разве по воспоминаниям. Но все источники об этом актере неизменно сообщают, что Малый театр, где он служил и «во многом определил его идейные и художественные позиции», бережно хранит щепкинские традиции, несет их из поколения в поколение. Поэтому, наверное, по игре нынешних актеров Малого в какой-то степени можно судить и о даровании самого Щепкина. К столетию со дня смерти М. С. Щепкина его именем была названа улица вблизи Пятницкого кладбища, на которой он жил — бывшая 3-я Мещанская.

И здесь же, вблизи Грановского и Щепкина, находится могила человека, на похоронах которого присутствовало всего несколько самых близких друзей. А между тем, знает его, наверное, каждый. Полтораста лет в России редкое застолье обходится без песен на его слова. Это автор стихотворений «Что шумишь, качаясь, тонкая рябина», «Вот моя деревня, вот мой дом родной», «В степи» (в народном варианте — «Степь да степь кругом…») Иван Захарович Суриков (1841–1880), поэт-крестьянин, как написано на памятнике. Как и многие поэты, при жизни Суриков признания не удостоился. Вынужденный зарабатывать торговлей углем и кровельным железом в отцовской лавке на Тверской-Ямской улице, он так всю жизнь и не мог выбиться из нужды: в конце концов, хоронил его на свой счет издатель К. Т. Солдатенков. Кстати, Сурикова совсем не случайно похоронили именно на Пятницком кладбище. Раньше существовал такой обычай в Москве — хоронить землячествами и на кладбище, расположенном по дороге в родную губернию покойного. Поэтому, например, смоленских часто хоронили на Дорогомиловском кладбище, калужских и тульских — на Даниловском и т. д. Вот и И. З. Сурикова, уроженца Ярославской губернии, похоронили на кладбище при дороге, ведущей на его родину.

На Пятницком кладбище похоронено еще довольно много деятелей культуры: семья известных актеров Малого театра XIX–XX вв. Садовских; фольклорист, собиратель и издатель русских сказок А. Н. Афанасьев (1826–1871); мать знаменитого российского журналиста Власа Дорошевича — писательница Александра Ивановна Соколова (могила ее не сохранилась), историк Павел Михайлович Строев (1796–1876), обнаруживший в хранилище одного из монастырей так называемый «Изборник Святослава» — книгу трудов Святых Отцов, составленную в 1073 году; москвовед, историк церкви Николай Павлович Розанов (1809–1883), автор сочинения «О московских городских кладбищах»; журналист и издатель Евгений Федорович Корш (1809–1897), возглавлявший в течение тридцати лет крупнейшую российскую библиотеку — Румянцевского музея.

Вряд ли можно отнести к деятелям культуры похороненного на Пятницком Александра Яковлевича Бакулина (1813–1893). Ему хотя и принадлежат какие-то литературные сочинения, но в памяти он остался лишь как дед Валерия Яковлевича Брюсова. Сам Брюсов в книге «Из моей жизни» так вспоминает о дедушке:

«…Александр Яковлевич Бакулин был довольно замечательным человеком. С внешней стороны он занимался сельским хозяйством. Впрочем, работать пробовал многое — арендовал землю и т. п. Но это была его внешняя жизнь, за ней же скрывалась иная. Он был поэт. Родился в 1813 году и лично пережил пушкинскую эпоху.

Подобно тысяче других он был увлечен силой нашего величайшего поэта. Для него только: Державин, Крылов, Пушкин и его современники — Дельвиг, Баратынский, кое-кто еще из плеяды. Остальных он не признавал, особенно новых.

Дед мой считал себя баснописцем. Он написал несколько сот, может быть, несколько тысяч басен. Собрание, где они переписаны, разделено на 12 книг, но там их не больше половины. Кроме того, он писал повести, романы, лирические стихи, поэмы. Все это осталось почти без надежды на читателя.

В 40-х годах он издал маленькую книжечку басен под заглавием: «Басни провинциала». Иногда ему удавалось пристроить басню или стихотворение в какой-нибудь сборник или газету.

Но огромное большинство его писаний оставалось в рукописях, терялось, рвалось, потому что все в семье относились с сожалением к его творчеству, старались не говорить о нем, как о какой-то постыдной слабости».

Это последнее свидетельство Брюсова особенно любопытно. Вот как в старину домочадцы относились к своему семейному графоману — с сожалением, стыдились этакой его слабости. Теперь, чаще всего, относятся ровно наоборот, — будто у них в семье завелся собственный Кузнецов или Бродский. А уж если этому одержимому излагать письменно или рифмовать удается иногда, всякими правдами и неправдами, тиснуть что-нибудь из своих сочинений в каком-то изданьице или пробубнить его по радио, ну это уж вообще для домашних триумф — своего классика вырастили! Люди, чаще всего теперь даже не понимают, как стыдно это публиковать или озвучивать.

Хотя на Пятницком и прежде хоронили немало людей творческих занятий, но все-таки преимущественно оно было кладбищем купеческим. Причем, могилы эти до сих пор встречаются здесь во множестве. И в глубине кладбища, но особенно вокруг Троицкой церкви стоит довольно много обелисков черного гранита в виде часовенок — обычных купеческих надгробий XIX века. Любопытны некоторые надписи на этих памятниках.

Нет, не эпитафии. На купеческих могилах вообще, как правило, нет эпитафий. Там, если и выбит какой-то текст, то чаще всего это молитва или цитата из Писания. Но вот, например, простая, «формальная» надпись на одном из пятницких обелисков: Московский купец Алексей Федорович Фролов. Родился 11 февраля 1827 года в 4 часа утра. Скончался 21 января 1894 года в 4 часа утра. Жития его было 69 лет, 2 месяца, 11 дней. Какая тут нужна еще эпитафия! Эта надпись, состоящая, в сущности, из одних цифр, характеризует покойного предпринимателя и его семью лучше всякой эпитафии, любого некролога. Как истинный аккуратный коммерсант, наследник подсчитал продолжительность жития своего родителя с точностью до часа! Это уже прямо по купеческой заповеди: когда верен счет, тогда и в руках приход. А когда добывание прихода является образом существования, тут уж решительно во всем ведется верный счет.

А какие колоритные купеческие имена попадаются — Иаков Финогенович Финогенов, Ефим Максимович Урусов, или жены купцов — Параскева Арефьевна, Пелагия Федоровна, Матрена Семеновна, Марфа Степановна.

Эпитафии же надо искать на могилах у людей «благородного звания». На надгробии «потомственного дворянина» Николая Васильевича Орехова, скончавшегося в 1876 году, написаны очень такие мстительные по отношению к оставшимся в живых слова: Прохожий, остановись. Обо мне, грешном, помолись. Я был, как ты. А ты будешь, как я. Подобная эпитафия, правда, за сто с лишним лет до того пришла в голову Сумарокову: «Прохожий! Обща всем живущим часть моя: Что ты, и я то был; ты будешь, что и я».