Сокровища короля - Элизабет Чедвик Страница 46

* * *

Мириэл наливала вино итальянскому торговцу и краем глаза наблюдала за ним. Гвидо прибыл в Ноттингем, чтобы продать красный шелк, выкрашенный в мастерских Флоренции, и купить английские ткани – саржу, камвольную материю и серж.

Мириэл провела итальянца по своим ткацким мастерским на берегу Лина, с гордостью – на то она имела все основания – демонстрируя ему первые тюки их сукна линкольнского плетения, изготовленного из руна самого высокого качества и выкрашенного в теплый зеленый и густой серовато-красный цвета.

– Мне очень трудно устоять перед вами, госпожа Вулмэн, – сказал Гвидо, принимая от Мириэл чашу с вином. Его черные глаза сардонически блеснули, но, перехватив сердитый взгляд Герберта, он быстро принял Серьезный вид. – Вы изготовили на продажу превосходное сукно. Оно ничем не хуже того, что я мог бы купить в самом Линкольне. Правда, последнее время качество материи, которую предлагает мой тамошний поставщик, несколько не удовлетворяет моим требованиям, а вы и цену просите вполне доступную.

– Тогда что же вас удерживает? Эсташа Монаха нет в живых, так что морских разбойников можно не опасаться. – Голос у Мириэл чуть срывался, но это было вызвано не тем, что с ней флиртовали. Она привыкла к подобным заигрываниям со стороны заказчиков-мужчин. Взволновало ее другое: главным производителем знаменитого линкольнского сукна красного и зеленого тонов был дом Эдварда Уивера, который ныне возглавлял ее отчим – неумелый или, во всяком случае, весьма посредственный хозяин.

Гвидо выразительно пожал плечами:

– Я – деловой человек и должен все как следует взвесить, прежде чем принять решение.

Мириэл кивнула, поджав губы:

– Разумеется, вы должны заботиться о собственной выгоде, но я тоже пекусь о своих интересах. К полудню завтрашнего дня мне нужно знать, намерены вы купить мою ткань или нет, ибо у меня стоят в очереди другие заказчики.

Она подала Герберту чашу с вином и, коснувшись плеча мужа, одарила его чарующей успокаивающей улыбкой. По существу она вела себя с ним так же, как с дедушкой. Восхищала его своей энергичностью и молодостью, развлекала остроумием, терпеливо выслушивала его пустую болтовню, врачевала его больные ноги в горячей соленой воде, позволяла ему с гордостью щеголять собой.

Постельные обязанности, в которых она не была искусна, удовольствия ей не доставляли, но кое-какие хитрости она знала. Элис Лин, подобрев после третьей чаши вина, в красноречивых выражениях поведала ей некоторые секреты супружеской жизни. В результате Мириэл теперь удавалось держать Герберта в постели если уж не на расстоянии вытянутой руки, то хотя бы не подпускать его к себе ближе, чем на длину ладони. К тому же, по мере того как они притирались друг к другу, его старческий пыл постепенно угасал, сменяясь спокойной привязанностью, редко озаряемой вспышками настоящей страсти.

Гвидо допил вино и одобрительно цокнул языком, хваля его тонкий вкус.

– Мадонна, я обязательно сообщу о своем решении завтра утром, прежде чем выйдет срок, – провозгласил он, ставя чашу на дубовый буфет.

Мириэл кивнула:

– Можно узнать имя вашего суконщика в Линкольне?

Несколько удивленный, итальянец ответил ей. Мириэл нервно вздохнула и покраснела.

– По вашему лицу я вижу, что вы знакомы с ним, мадонна?

– Да, я знаю эту семью.

– Вы слышали, какое несчастье произошло с его женой, нет?

У Мириэл похолодела спина. Ей пришлось напрячь колени, чтобы устоять на ногах.

– С его женой? – глухо повторила она.

– Она бросилась под колеса груженой телеги и скончалась прямо на улице, – сообщил итальянец, сопровождая свою речь выразительной жестикуляцией. – Без всякой причины. Он очень расстроен.

Стараясь придать своему лицу выражение вежливого участия, Мириэл стиснула в складках платья кулаки, так что ногти врезались в ладони.

– Воистину печальная новость, – выручил жену Герберт, грузно вставая со стула. – Когда пойдем в церковь, обязательно помолимся за него и за упокой души его дражайшей супруги. А теперь прошу нас извинить. В последнее время мое здоровье пошаливает, я стал быстро уставать.

– Конечно, конечно. – Гвидо спокойно поднялся. Если его и удивило столь неожиданно резкое завершение встречи, будучи опытным дипломатом, он этого никак не показал. – Я приду завтра утром, мадонна. – Он поклонился Мириэл, потом Герберту.

Мириэл проводила гостя до двери и позвала его слугу. Натянуто улыбаясь, она осыпала итальянца любезностями, хотя позже не вспомнит ни слова из того, что сказала. Когда он ушел, она вернулась в комнату и тяжело, словно дряхлая старуха, опустилась на пристенную скамью.

– Моя мама, – проронила она и прижала к губам ладонь.

Герберт налил вина в свою чашу и поднес ее жене.

– Мне очень жаль, девочка. – Он неуклюже потрепал ее по застывшему плечу. – Вдвойне тяжело, когда слышишь прискорбную весть из уст чужого человека, который просто решил поделиться с тобой сплетней.

Мириэл пригнула голову к коленям, зажала ее руками и сцепила пальцы, собравшись вся в комок, такой же тугой, как и мучительный узел, завязавшийся у нее в животе.

– Мне казалось, я ее ненавижу, – тихо призналась она, – оказывается, нет, но выяснять это теперь поздно: она умерла.

Герберт сел на скамью подле нее. Дерево заскрипело под его тяжестью. Он обнял жену и привлек к себе.

– Поплачь, если хочешь, – сказал он, похлопывая ее по спине, словно мать свое дитя. – Лучше излить свое горе.

– Я не хочу плакать, – ответила Мириэл, часто моргая. – Что мне это даст? – Она высвободилась из объятий мужа и вскочила на ноги, словно кошка, ища утешение в себе самой. – Все слезы в мире не воскресят ее и не загладят моей вины.

– Это верно, но, возможно, тебе станет легче, – заметил Герберт с лаской и печалью в голосе. – Когда моя Сибил умерла, я выплакал, должно быть, целое ведро слез, и мне полегчало. Поставь свечи, помолись. Господь услышит тебя.

Мириэл тихо фыркнула и покачала головой. Она просила Господа покарать ее отчима, и он покарал, но неоправданно жестоко. Сама она теперь никогда не будет знать покоя.

– Господь все слышит слишком хорошо, – сказала Мириэл.

Гвидо скупил у Мириэл все сукно и прислал своих посредников с новым заказом. Она с удвоенным усердием взялась за работу, потея в мастерских с раннего утра до позднего вечера, в тяжелом труде топя свое горе, сожаление и чувство вины. Благо причина была уважительная – октябрьская ярмарка в Ноттингеме. В город стекались торговцы со всех концов страны, и если Мириэл и прежде не сидела без дела, то теперь она просто выбивалась из сил, чтобы заполнить товаром свою лавку. Работали все дети Брайдлсмитов, кто хоть мало-мальски умел сучить пряжу. Явилась на помощь и старая Элис, а сама Мириэл трудилась допоздна. Каждый вечер Герберт приходил в мастерские и уводил ее домой ужинать. Она едва не засыпала над тарелкой. Сочувственно хмыкая, качая головой, он помогал ей раздеться и укладывал ее в постель, словно малое дитя. Он понимал, что ею движет, но для себя решил, что после ярмарки положит этому конец. Ему нужна жена и подруга, а не это истерзанное существо, занимающееся бессмысленным самоутверждением.