Грозные царицы - Анри Труайя Страница 46

Прежде чем покинуть комнату, Елизавета Петровна заметила, что девочка выглядит испуганной и на глазах ее сверкают слезинки. Разумеется, ей было известно, что вот такая повергнутая в трепет девственница нормального мужчину только возбуждает. Ну, а нормален ли в этом качестве великий князь? А вдруг он, существо столь эксцентричное, столь неуправляемое, в постели так слаб, что никакая, даже опытная красотка его от этого не вылечит? Встретившись с Разумовским на исходе совершенно измучившего ее дня, Елизавета поздравила себя с тем, что им с Алексеем не приходилось и не приходится задумываться о таких вопросах.

Несколько дней после свадьбы императрица тщетно пыталась обнаружить во взгляде Екатерины признаки физического удовлетворения и сердечного согласия. Новобрачная становилась все более задумчивой и выглядела все более расстроенной. Расспросив ее камеристок, Елизавета выяснила, что чаще всего по вечерам, запрыгнув в постель к молодой жене, великий князь Петр Федорович – вместо того, чтобы ласкать ее, – принимается весело играть с расписными деревянными фигурками, расставленными на ночном столике. Впрочем, так же часто, говорили женщины, он вообще бросает великую княгиню под предлогом головной боли и отправляется пьянствовать с друзьями в соседнюю залу, откуда потом то и дело раздаются взрывы хохота. А еще ему нравится выстраивать слуг, как на парад, и командовать ими, будто солдатами. Конечно, пустое ребячество, но ведь как оно обидно и даже тревожно для юной супруги, которой всего-то и надо, чтобы на нее обратили внимание.

В то время как Екатерина маялась, томимая неутоленным голодом рядом с никуда не годным мужем, ее матушка распутничала почем зря, переходя все возможные и невозможные границы. За несколько месяцев, проведенных в Санкт-Петербурге, Иоганна ухитрилась стать любовницей графа Ивана Бецкого. Ходили слухи, что трудами и заботами этого господина она уже беременна, и пока великая княгиня медлит с тем, чтобы произвести на свет наследника имперского престола, она-то не преминет подарить дочке в ближайшем будущем братца или сестрицу. Возмущенная недостойным поведением женщины, которой ради Екатерины следовало бы поумерить свои страсти хотя бы на время пребывания в России, императрица Елизавета пригласила Иоганну к себе и сухо приказала оставить страну, куда она принесла лишь бесчестье и глупость. Последовала патетическая сцена с реками слез и горами оправданий, которые не произвели на царицу никакого впечатления. Облитая ледяным презрением принцесса отправилась укладывать вещи, уложила и, даже не попрощавшись с дочерью, чьих упреков ей не хотелось слышать, вернулась в Цербст.

Отъезд матери-распутницы не стал целительным для великой княгини. Хотя в течение всего этого времени Екатерина была смущена и растеряна, наблюдая за выходками Иоганны, теперь, после ее отъезда, бедняжка почувствовала себя такой одинокой, что меланхолия переросла у нее в безмолвное отчаяние. Невольная свидетельница этого уныния, Елизавета Петровна, тем не менее, не теряла надежды: а вдруг, увидев молодую жену столь несчастной, Петр сблизится с ней, вдруг слезы Екатерины пробудят в нем страсть, которой не смогло пробудить кокетство? Нет… С каждым днем молодые супруги все больше отдалялись друг от друга, отчуждение между ними усиливалось. Осознавая свою несостоятельность, свою неспособность исполнить супружеский долг по отношению к Екатерине, каждый вечер с милыми ужимками приглашавшей его в постель, Петр Федорович избрал новую тактику. Теперь он стал цинично хвастаться перед женой успехами на стороне, рассказывать о якобы существующей и захватившей его связи, о том, как благосклонны к нему некоторые из ее фрейлин…

Стремясь как можно больнее задеть Екатерину, как можно сильнее унизить ее, благоверный дошел до того, что принялся издеваться над ее приверженностью православной вере, над тем, как она почитает бесстыдницу-императрицу, которая выставляет напоказ свои амуры с этим бывшим мужиком Разумовским: мерзости, вытворяемые Ее Величеством, по его словам, стали притчей во языцех для всех столичных салонов.

Елизавета, наверное, только позабавилась бы такими семейными распрями, если бы невестке между двумя ссорами удалось забеременеть. Но прошло девять месяцев, а живот молодой женщины оставался таким же плоским, как в день свадьбы. Может быть, она вообще осталась девственницей? Столь продолжительное бесплодие супруги престолонаследника показалось императрице прямо-таки вызовом ее личному авторитету. Движимая гневом, государыня, приказав бесплодной невестке явиться немедленно, поставила в вину ей одной отсутствие интимных отношений, обвинила Екатерину в холодности, неумелости, неловкости, более того, как того и хотел великий канцлер Алексей Бестужев, выразила предположение, что невестка разделяет политические взгляды матери и тайком шпионит на короля Пруссии.

Напрасно великая княгиня плакала, напрасно протестовала, напрасно пыталась защититься от внезапно превратившейся в злобную фурию Елизаветы. Та, приняв еще более величественный, чем обычно, вид, став более чем всегда самодержицей, заявила, что отныне великому князю и великой княгине придется вести себя благопристойно и ходить как по струнке, не допуская ни малейшего отклонения; что теперь как интимная их жизнь, так и публичная будут подчинены весьма строгим правилам, изложенным в виде «наставлений», и что соблюдение этих правил будет обеспечиваться «двумя знатными особами», которых Ее Величество собирается назначить гофмейстером и гофмейстериной их императорских высочеств. В сущности, к обоим подросткам – а ведь и великий князь, и великая княгиня не вышли еще из подросткового возраста – были приставлены суровые воспитатели. Как пишет Казимир Валишевский, «их, так сказать, возвращали к школьному возрасту. Под видом указания программы этого добавочного воспитания был составлен настоящий обвинительный акт против юной супружеской четы, своим поведением вызвавшей эту меру. Автором обвинительного акта, редактором обоих документов был Бестужев». [56]

Гофмейстеру, в соответствии с этой программой, будет поручено привить Петру Федоровичу приличные манеры, научить его правильному русскому языку и вселить в него здравые, соответствующие положению престолонаследника идеи. «Знатная особа должна будет, – читаем мы в „инструкции“, – исправить некоторые непристойные привычки его императорского высочества, как, например, выливать за столом содержимое стакана на головы прислуги, говорить грубости и неприличные шутки лицам, имеющим честь быть приближенными к нему, и даже иностранцам, допущенным ко двору, публично гримасничать и коверкаться всем телом…» [57]