Чингисхан. Повелители стрел - Конн Иггульден Страница 46

Чен И кивнул, глядя сквозь дверь-ширму в темноту. Вечер стал прохладным, и коротышка невольно задумался о том, что принесет ночь.

— Я уже говорил тебе, Квишан, что они странные. Когда трое из моих людей заболели, мне пришлось взять в лодку попутчиков — охранять шелк. Как знать, может, этих троих мне послали духи предков.

Он вздохнул и устало потер глаза.

— Заметил, как Хасар следил за охранниками? Ни на миг не расслаблялся. Пока мы плыли, он все время был настороже. И ты ведешь себя точно так же. Наверное, вы все одинаковые.

— Жизнь — борьба, хозяин, — пожал плечами Квишан. — Разве последователи Будды в это не верят? На моей родине, в степях, слабые умирают первыми. Так было всегда.

— Никогда не видел, чтобы кто-то стрелял из лука как Хасар. Почти в полной темноте, на качающейся джонке он убил шестерых. Неужели у вас все такие хорошие лучники?

Квишан аккуратно складывал костяшки маджонга в кожаный сундучок.

— Не все. Я, например, не силен в стрельбе из лука, ведь уйгуры ценят ученость и торговлю больше прочих степняков. А племя Волков всегда славилось жестокостью. — На какое-то время он застыл, опустив руки, а потом продолжил: — Не могу поверить, что один хан объединил все племена. Он, должно быть, великий воин.

Квишан захлопнул крышку кожаного сундучка и выпрямился. Ему хотелось выпить, чтобы успокоить желудок, но Чен И запретил прикасаться к крепким напиткам, когда нужна была ясная голова.

— Обрадуешься ли ты моим людям, когда они придут под стены Баотоу? — тихо произнес Квишан.

Он чувствовал взгляд Чена И, хотя не смотрел в его сторону.

— Думаешь, я предал свой город? — спросил Чен И.

Квишан взглянул на него и увидел, что глаза человека, которому он научился доверять, горят ненавистью.

— Пока ничего не известно, Чен И. Может, императорские войска разобьют новоявленного хана, и всех его союзников постигнет та же участь. Ты об этом не думал?

Чен И фыркнул:

— Конечно, думал, Квишан. Да только я слишком долго жил под пятой врага. Все, что у меня есть, — дом, слуги, даже те, кто поддерживает меня, — существует только благодаря лени и продажности императорских министров. Мы для них словно крысы в кладовых, они нас не замечают. Порой власти посылают какого-нибудь чиновника, чтобы навести порядок, и он вешает несколько сотен человек. Иногда — людей, полезных для меня, или тех, кого я люблю.

Чен И говорил с каменным лицом. Впрочем, Квишан знал, что он думает о своем сыне, почти мальчике, которого стражники схватили два года назад во время облавы в доках. Чен И сам снял его тело с виселицы, где оно висело, раскачиваясь под порывами речного ветра.

— Пожар не ведает, кого сжигает, — заметил Квишан. — Ты призываешь огонь в свой дом, в свой город. Кто знает, чем это закончится?

Чен И замолчал, прекрасно понимая, что может легко избавиться от чужеземцев. В Желтой реке часто находили голые раздувшиеся трупы. Никто бы не догадался о его причастности к смерти трех путников. И все же что-то в манере Хасара пробудило в сердце Чена И жажду мести — чувство, которое он таил с того самого утра, когда обнимал неподвижное тело сына.

— Пусть сюда придут твои воины, на конях и с луками. Я сужу о них по тебе, а не по обещаниям чужеземцев. Сколько лет ты работаешь на меня?

— Уже девять, хозяин, — ответил Квишан.

— И ты честно держишь слово, отрабатываешь долг. А сколько раз тебе выпадал случай сбежать и вернуться домой?

— Три, — признался Квишан. — Думаю, я мог бы скрыться без твоего ведома трижды.

— Я все знал, — сказал Чен И. — И о том лодочнике, что предложил тебе бежать в первый раз. Он был из моих людей. Ты бы не успел далеко уйти — тебе бы перерезали глотку.

— Значит, ты меня проверял, — нахмурился Квишан.

— Конечно, я же не глупец. И никогда им не был. Пусть пламя охватит Баотоу. Когда пожар закончится, я останусь живым среди пепла. Огонь обожжет императорских воинов. Может, тогда я наконец успокоюсь и познаю радость.

Чен И встал и потянулся, в его спине что-то громко щелкнуло.

— Ты, Квишан, игрок, и потому тебе приходится столько лет работать на меня. А я не позволял азарту завладеть собой. Я стал хозяином этого города, но всякий раз вынужден склонять голову, когда мимо проезжают заносчивые фавориты императора. Они горделиво гарцуют по улицам, а я уступаю им дорогу и иду по зловонным сточным канавам. — Коротышка уставился в темноту, его глаза словно помертвели. — Теперь я встану на их пути, и будь что будет.