Начало инквизиции - Николай Осокин Страница 46

Чтобы фактически и документально разъяснить этот вопрос, важный для начала инквизиции, мы приведем обе упомянутые грамоты Доминика.

«В силу власти, данной аббату Сите, – говорит он в первой из них, – легату апостольского престола, которого мы служим представителем, мы возвратили в лоно церкви предъявителя сей грамоты, Понса Роже, оставившего по милости Божией секту еретиков. Так как он дал нам клятву исполнять наши приказания, то мы велели ему три следующие воскресенья являться в церковь, причем священник, обнажив его, будет бить розгами на всем расстоянии от городских ворот до церкви. Для покаяния мы налагаем на него на всю жизнь пост и запрещаем ему есть мясо, яйца, сыр и всякую животную пищу, исключая дней Пасхи, Троицы и Рождества, в которые он может есть все; в знак отвращения от своей прежней ереси, три поста в году он должен воздерживаться даже от рыбы; три раза в неделю, пока жив, воздерживаться от рыбы и вина, допуская облегчение только в случае болезни и изнурительных работ. Он должен будет носить церковное платье и по покрою и по цвету, с двумя маленькими крестами, нашитыми на груди. Всякий день он будет слушать мессу, если то окажется возможным, а по праздникам и воскресеньям – вечерню. Он в точности должен исполнять утренние и вечерние правила, читать “Отче наш” семь раз утром, десять раз вечером и двадцать в полночь, жить целомудренно и на стоящую грамоту вручить своему приходскому священнику (в местечке Церера), которому приказываем наблюдать за поведением Роже. Понс Роже должен исполнять в точности все, что ему предписано, до тех пор, пока господин легат не изъявит своей воли. Если же означенный Понс того исполнять не будет, то мы приказываем смотреть на него как на клятвопреступника, еретика, отлученного и удалить его от общества верных».

Документ этот важен тем, что послужил кодексом епитимий за ересь, которого рабски держались в трибуналах инквизиции, считая его писанным едва ли не перстом Божиим. Что такие грамоты раздавались всем обращенным и всеми «апостолами», это не подлежит сомнению, так как они писались по одному рецепту, освященному практикой церкви.

В другой грамоте Доминика, где он называет себя «смиренным деятелем проповеди», дается, напротив, облегчение епитимьи.

«Сим извещаем всех, что мы дозволили Раймонду Вильгельму Альтарипе носить дома такое же платье, как и все христиане, так же как и Вильгельму Угунье, который, как нам известно, продолжает носить одежды обращенных еретиков. Эта мера продолжится, до тех пор пока господин кардинал прикажет иначе, нам или Раймонду. Прибавляем, что это распоряжение не должно причинять Вильгельму никакого бесчестия или ущерба».

Тогда Доминик уже имел многих последователей и жил в Тулузе, в монастыре Петра Челлани. Он собирался идти в Рим просить разрешения основать новый орден проповедников. Громадный авторитет, который он тогда приобрел между католиками Лангедока своими трудами в обращении еретиков, связи со всеми прелатами, покровительство архиепископа Арнольда, благоговейная дружба к нему Симона Монфора и епископа Фулькона дали ему некоторое фактическое право наблюдать за еретиками и обращенными. Но что никто не уполномочил его на то, видно из слов грамот. Самое обращение и епитимья названных лиц могли принадлежать ему, и тогда он мог произвольно изменять ее силу и качество.

Известно, что двадцать второго декабря 1218 года Доминик получил от Григория III разрешение основать два общества – мужское и женское. Последнее фактически существовало еще с 1206 года в Пруллианском монастыре. Доминиканкам должно было вести иноческую жизнь и молить Бога за торжество католической веры и за искоренение ереси. В следующем году приор Доминик и его последователи получают благодарственное послание от папы за свою деятельность. Гонорий просил их при этом неустанно проповедовать слово Божие, так как не борьба, а результат венчает дело. Здесь нет ничего, обрекающего новое братство на инквизиторскую обязанность, напротив, ему предписывалось «страдание за веру и готовность умереть за дело проповеди».

Доминик посылал своих монахов в Испанию, Италию, но не для кары, а для убеждения. Известно, что ему же приписывается основание частного общества, назвавшегося «милицией Христовой» и посвятившего себя уже не духовной, а физической борьбе с ересью. Оно состояло из мужчин и женщин, благочестивых и горячих к вере католиков, разных сословий и состояний; их не могло не волновать то, что еретики в последнее время сильно оскорбляли и поносили церковь и католическое духовенство; они видели это оскорбительное для них унижение священников, но, не понимая причины, полагали, что могут отстранить ее физической силой. Мужчины предложили свой меч дли услуг духовенству, а женщины – свои владения и деньги. Такая наклонность к решительной борьбе с ересью проявилась в Лангедоке еще раньше организаторских действии Доминика. Доминик только стал центром этого движения; его имя придавало силу обществу «воинов» и увеличивало его численность.

В «милиции Христовой» долго не было никакого устава. Но оно быстро распространилось под покровительством Доминика в Лангедоке и Италии. В этой организации не требовалось от ее членов соблюдения тех тяжелых условий, которые были необходимы для доминиканцев. Она держалось преданиями и обычаями. Одним словом, это была частная ассоциация. Членами были семейные люди, но овдовевшие; они отказывались от вступления в новый брак. Доминик дозволял им носить на их светских платьях крест; допускалось только два цвета одежды: белый и черный; они обязаны были дома ежедневно читать часослов. Они стали как бы хранителями веры в городах и в военное, и в мирное время. Мужчины носили оружие. Большая часть их сражалась под знаменами Монфоров и королей французских. Но это оружие дало необоснованный повод думать позднейшим историкам, будто они исполняли должность инквизиторов. Дело в том, что история этого общества весьма смутная и темная; свет на нее пролился только исследованием Раймонда Капуанского, двадцать второго магистра доминиканского ордена. Он доказал, что, когда инквизиция открыла свой трибунал, уже не существовало «милиции Христовой». Братство видело, что цели их общества достигнуты другим путем – вмешательством королевской власти. Ересь была подавлена, теперь с еретиками не сражались, а их ловили и судили. Тогда воинственное братство спрятало свои мечи; оно стало сражаться уже не с еретиками, а с самим собой, своими греховными страстями, стремясь «очиститься покаянием».

Потому общество изменило свое название: с 1234 года оно назвалось «третьим орденом покаяния», и в 1285 году Заморра написал устав ордена ^[136] для братьев и сестер, существующий и по сие время. Его члены могли жить в монастыре и в частных домах; по характеру своей жизни они немногим отличались от мирян. Это общество даже умнейшие из старых церковных историков часто смешивали с третьим орденом покаяния святого Франциска, который просто назывался в бумагах «fratres de Poenitentia», так как оба братства пользовались сходным уставом, одинаковыми привилегиями, одинаково, по папскому разрешению, избавлялись от платежей, налогов и десятин.

Итак, ввиду имеющихся документов история не имеет основания считать инквизитором основателя проповеднического ордена. Ей пришлось бы, задавшись подобными целями, вращаться в области фантазий, предположений и вымыслов. Радикальное изменение во внутреннем характере доминиканского братства, которое стало позже главным агитатором инквизиции, представителем принципа насилия, которое взяло на себя несвойственную обязанность судей, цензоров, даже доносчиков, шпионов и палачей, не уполномочивает возлагать на знаменитого подвижника ответственность за извращение указанной им системы. Доминик был полным выражением внутреннего перерождения Западной церкви. Пора отказаться от пристрастий и ненависти, усвоенных давностью. Доминик думал об убеждении словом, а его фанатичные ученики, скудные духовными дарами и насквозь пропитанные традиционной римской нетерпимостью, мечтали о каре огнем и мечом.