Парижские мальчики в сталинской Москве - Сергей Беляков Страница 46

ИЗ ДНЕВНИКА ГЕОРГИЯ ЭФРОНА, 16 ОКТЯБРЯ 1940 ГОДА: Сейчас съел сытный обед (теоретически слова “сытный обед” – противны, а практически – хороши).

Впрочем, в 1940–1941-м Мур писал о еде немного. Видимо, считал эту тему недостойной обсуждения. Всё изменится в Ташкенте. И едва ли не добрая половина ташкентских записей Мура будет посвящена разного рода снеди, которую ему удавалось купить, достать или съесть в гостях: “Превосходный обед: зеленый суп, совсем в стиле знаменитой soupe à l’oseille ^[58] (конечно, не хватает яиц и сметаны!), на второе – котлета и макароны, зеленый салат – тоже во французском вкусе. В общем, наелся здорово – и хлеба вволю. Как вкусно было!” Заметим, это слова не просто голодного человека, который наконец-то наелся. Муру явно нравится, что стол напоминает французский. Французские продукты, французский распорядок дня, еды – всё это он усвоил в Париже. А во Франции уже тогда процветал культ еды: “Главным образом здесь живут чревоугодники. Вокруг принятия пищи <…> страшный ажиотаж. Обед – это самое торжественное, что я здесь видел”⁴⁴⁹⁴⁵⁰, – писал жене Илья Ильф в декабре 1933-го, когда толстому мальчику Муру шел девятый год и он, вольно или невольно, усваивал образ поведения окружающих.

Цветаева вряд ли могла воспитать из Мура гурмана и гедониста. Зато Сергей Яковлевич был, кажется, не совсем равнодушен к еде. Именно он угощал Мура мясом по-бургундски в коммунистическом ресторанчике “Famille Nouvelle”.⁴⁵¹ Говядина, тушенная в красном вине с овощами и специями, – совсем неплохо! Не любивший французов и Францию, Сергей Яковлевич незаметно для себя знакомил сына с очарованием французской кухни, с ресторанчиками и кафе. Не забудем и устриц, которых Мур с Цветаевой запивали розовым вином.

Как видим, вопреки воспоминаниям Ариадны Эфрон, в Париже их семья питалась далеко не одними котлетами из конины с хлебом и мелкой картошкой с рынка. К тому же Муру всегда доставались лучшие куски, так уж было принято в семье. В 1940-м в Москве он вел себя еще как избалованный ребенок: “Мур ворчит, что я кормлю его гадостями. По-прежнему вылавливает из супа зеленявки – я осенью зелени <…> насушила на целый год”⁴⁵², – писала Цветаева Але.

Цветаева очень общительна, она часто бывает в гостях. Мур следует за ней с неохотой: “А сегодня тащиться к этой Соне Юркевич ^[59]. Скучища!” – ворчит Мур. Но тут же себя утешает: может быть, там будет что-нибудь вкусное. Неинтересно праздновать Новый год у Лили Эфрон, но, возможно, там хорошо покормят… С тем же намерением он идет к ней и на Рождество: “…быть может, хорошо поем”.

И в Париже, и в Москве главным блюдом на столе у Эфронов были котлеты: “…наша семья – котлетная”, – писала Цветаева. Редкий день обходился у них без котлет. В Париже Цветаева готовила их сама, а в Москве покупала готовые (жареные). Мясокомбинат имени Микояна освоил выпуск московских котлет. Их тогда продавали в буфетах, в столовых, в магазинах и даже (трудно представить!) на рынках и на улицах. Стоили они 50 копеек за штуку, и разбирали их быстро. Еще в 1938-м мясокомбинат выпускал 400 000 котлет в сутки и планировал увеличить их выпуск до миллиона! Удалось ли это? Данных не нашел.

За два десятилетия между Гражданской войной и началом Великой Отечественной котлеты из рубленого мяса стали самым популярным и самым распространенным вторым блюдом у жителей больших советских городов. Котлеты ели и работяги в столовой для метростроевцев, и депутаты Верховного Совета, и профессора Московского университета в своих закрытых ведомственных столовых. Разумеется, качество котлет заметно различалось. Должно быть, жёны и домработницы богатых советских писателей готовили их вкуснее и лучше, чем сотрудники государственного мясокомбината. Недаром же Евгений Петров в Америке с ностальгией вспоминал домашние котлеты: “А котлеты! Обыкновенные рубленые котлеты! С ума можно сойти!”⁴⁵³ А вот Цветаевой и Муру нравились котлеты с комбината имени Микояна, те самые, за 50 копеек.