Опасные советские вещи - Анна Кирзюк Страница 46
Опасные советские вещи - Анна Кирзюк читать онлайн бесплатно
Однако (псевдо)медицинские аргументы не всегда оказывались действенными. К тому же невозможно было физически изолировать всех детей, отправив их на время Олимпиады за город. Пытаясь как-то минимизировать их контакты с иностранными гостями (о причинах такого стремления будет сказано ниже), представители самых разных властных институтов, от школы до парткома, нередко использовали не просто аргумент «приедут иностранцы, больные холерой», но весьма специфические истории об отравленных дарах. Наш собеседник вспомнил инструктаж, полученный им в школе в мае 1980 года, в котором прямой запрет не контактировать с иностранцами, потому что подарки отравлены, сопровождался в качестве доказательства агитлегендой, построенной по модели совершенно классической городской легенды об «одной девочке»:
Женщина в милицейской форме приходит к нам на урок математики. Рассказывает, что если вдруг родители не смогут вывезти нас из Ленинграда, то мы не должны ходить по улицам, особенно по центру города. Но уж если и вышли, ни в коем случае не подходить к иностранцам. Но если уж они сами подошли к нам, то забыть накрепко, что мы учимся в английской школе, в контакты не вступать, на вопросы не отвечать и самим вопросов не задавать. Но если вдруг так случится, что контакт состоялся, то ничего иностранцам не дарить и от них ничего не брать, ибо… Вся жвачка будет отравлена. Одна девочка попросила (о, позор!) у иностранца жвачку и отравилась. Она лежит сейчас в больнице, ей уже семь литров крови поменяли, ничего не помогает. Другой девочке насильно подсунули конфету за то, что она показала, как пройти в Эрмитаж. А мама дома эту конфету открыла, разломила и там — толченое стекло [319].
Перед нами — третья советская агитлегенда. Она рассказывала о том, как советский гражданин нарушал запрет на контакт с иностранцем и был за это наказан. Этот тип агитлегенды распространялся в 1980 году практически везде, и не только в школе. Их распространяли наделенные институциональным авторитетом учителя, вожатые, лекторы и воспитатели. Например, в одной московской школе истории про иностранные авторучки, которые взрываются в руках, рассказывали учителя «в порядке политинформации» [320]. А в ленинградской школе на Ждановской набережной на уроке политинформации, который школьники готовили под руководством учителей и комсоргов, сообщалось, что «враждебный Запад планирует всякие диверсии, чтобы сорвать нашу чудесную Олимпиаду, что иностранцы будут специально раздавать детям жвачку, в которой скрыты железные лезвия, иголки и прочая дребедень» [321]. Иногда слухи об опасных иностранных дарах возникали в школьной среде естественным образом, но затем получали авторитетную поддержку от школьной администрации и учителей:
В школе эти слухи подкрепляла одна из учительниц, рассказывая про отравленную жвачку. Еще среди детей ходили слухи про красивую пишущую ручку со взрывным устройством внутри. А вообще строго-настрого запрещали поднимать с земли «все красивое иностранное» [322].
Чтобы убедить слушателей в реальности опасного дара, в некоторых случаях люди, ответственные за идеологическую работу, не ограничивались только распространением текста. Они устраивали целый мини-спектакль, где перед школьниками выступала «жертва» преступлений иностранцев. Фольклорист Линда Дег (о ее теории подробно мы говорили в главе 1), наверное, очень бы обрадовалась такому примеру, ведь перед нами настоящая псевдоостенсия — инсценировка городской легенды с целью вызвать страх:
К нам в класс приводили мальчика чуть старше (мы были в первом, он по виду лет 9–10), который рассказывал, что его иностранка в темных очках угостила на улице жвачкой, а его мама-химик проверила эту жвачку в лаборатории, и в ней оказался яд. Мы, конечно, всему этому поверили [323].
Поэтому неудивительно, что удачная агитлегенда провоцировала остенсивное поведение — например, отказ от лакомств под влиянием таких историй:
Мне было 5 лет, братьям — по 3 года, мы шли от нашей дачи к бабушкиному дому в деревне, и какой-то человек предложил нам жвачку (голубые подушечки, помню как сейчас). Я у братьев отобрала и выкинула в траву, сказав, что жвачка может быть отравленной [324].
Однако несмотря на усилия идеологических работников по распространению агитлегенд, далеко не всем детям истории об «отравленных дарах» казались такими убедительными. Так, в 1980 году одна учительница рассказала школьникам о лезвиях, спрятанных в американской жвачке. Но дело происходило в Одессе, портовом городе, где все дети были хорошо знакомы с импортными жвачками, поэтому школьники только очень вежливо и с большим недоумением выслушали рассказ учителя и сразу же забыли странный запрет [325].
Другие случаи провала агитлегенд были наполнены гораздо большим драматизмом. Например, когда в 1976 году класс нашего собеседника из подмосковных Подлипок повезли на экскурсию в мавзолей, детям было сказано, что жвачки у иностранных туристов брать не надо, потому что, во-первых, это «недостойно», а во-вторых, опасно, потому что «жвачки могут быть отравленными». Хотя педагоги, как мы видим, использовали сразу два аргумента, сообщив детям одновременно и о «фольклорной» опасности, и об «идейной» недопустимости иностранного дара, их предупреждения не возымели должного эффекта. Когда какой-то иностранец выкинул уже пожеванную (!) жвачку в урну, половина класса в едином порыве кинулась ее поднимать [326]. Такими же малоэффективными оказались истории об опасных жвачках для учащихся одной московской школы с углубленным изучением французского языка. Перед приездом французской делегации учительница рассказала детям историю об «одном мальчике», который «съел иностранную жвачку и умер, второй тоже съел, но потом попил водички, поэтому поболел, но не умер» [327]. Однако, когда французы приехали, дети обступили их и требовали жвачек с такой бесцеремонностью и напором, что ошарашенные гости просто не знали, куда деваться.
«Мы не нищие», или Зачем советской власти агитлегенда
Читатель этой книги, наверное, вспомнит много подобных историй об опасных иностранных вещах из главы 5 (с. 369): о зараженных джинсах, взрывающихся ручках, отравленных жвачках, которые предлагались иностранными злодеями. Распространение и «достраивание» этих историй учителями и пропагандистами накануне Олимпиады совершенно не случайно. Эта агитлегенда боролась с «унижающим даром», то есть желанием советского человека приобрести, выменять, а еще хуже — выпросить у иностранца импортную вещь, которая обладает иллюзорной привлекательностью. Такое желание однозначно осуждалось и, как считалось, было способно нанести стране репутационный ущерб.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments