Держава и топор. Царская власть, политический сыск и русское общество в XVIII веке - Евгений Анисимов Страница 45

Во время пыток Кочубея в 1708 году следователи побоялись назначать ему много ударов. Г. И. Головкин сообщал царю: «А более пытать Кочубея опасались, чтоб прежде времени не издох, понеже зело дряхл и стар и после того был едва не при смерти… и если б его паки пытать, то чаем, чтоб конечно издох». В 1718 году начальник Тайной канцелярии П. А. Толстой писал Петру I о пытаемой в застенке Марии Гамильтон: «Вдругорядь пытана… И надлежало бы оную и еще пытать, но зело изнемогла». Впрочем, иным людям, чтобы погибнуть, было достаточно нескольких ударов кнутом.

То, что палач получал от следователей указания о числе ударов кнутом, видно из всей процедуры пытки. Исходя из существовавших в процессуальном праве понятий о пытке («жесточае», «легчае»), из бытовавших представлений о «крепкой натуре» и «деликатном теле», можно предположить, что палач по указанию следователя наносил удары кнутом сильнее или слабее, в менее или более болезненные места.

Пытки огнем, когда «на огонь поднимали», «зжен огнем» или «говорил с огня», широко применялись и в XVIII веке. Ими обозначали еще одну разновидность пытки, по оценке сыска – более тяжелую, чем виска, встряска или битье кнутом на дыбе. Не случайно пытку огнем отделяли от других пыток. Об этом сохранились записи-резолюции: «Из переменных речей пытать еще дважды и жечь огнем». Нужно согласиться с мнением В. А. Линовского, считавшего, что в России заменой западноевропейских «степеней» было разделение пыткок на пытки без огня и на пытки с огнем. Пытка огнем во многих случаях являлась либо заключительным испытанием в серии пыток, с помощью которой «затверждали» полученные ранее показания «ис подлинной правды», либо (если нужные показания не получены) становилась самостоятельной, особо тяжелой мукой. В последнем случае жечь огнем могли многократно, как это видно из записи пытки Лося или Мартинки Кузмина, который был «пытан накрепко… и огнем, и клещами жжен многажды». В таких случаях жизни пытаемого угрожала смертельная опасность: Марфа Долгова, десять раз пытанная на дыбе и жженная огнем, была «на огне зажарена до смерти».

Нужно различать следующие разновидности пытки огнем: держание над огнем (о такой пытке писали «зжен на огне») и прикладывание к телу каких-либо раскаленных или горящих предметов («зжен огнем»). Впрочем, последний термин использовали и для обозначения жжения на огне. Перри – один из немногих авторов мемуаров, который видел первую разновидность пытки в начале XVIII века. Он писал: «Около самой виселицы разводят мелкий огонь… связывают ему (пытаемому. – Е. А.) руки, ноги и привязывают его в длинному шесту, яко бы к вертелу. Двое людей с обеих сторон поддерживают этот шест над огнем и таким образом обвиненному в преступлении поджаривают спину, с которой уже сошла кожа, затем писец… допрашивает его и приводит к признанию». На одном из рисунков, относящихся к XVIII веку, мы видим другую технику этой пытки – двое палачей за руки и за ноги держат пытаемого над горящими углями. Четверо палачей растянули над костром пытаемого на гравюре, отражающей расправу со стрельцами в 1698 году и приложенной к сочинению Корба.

Григорий Конисский в своей «Истории Руссов или Малой России» сообщал, что пытка огнем состоит в прикладывании к телу раскаленной железной шины, которую водили «с тихостью или медленностью по телам человеческим, которые от того кипели, шкварились и воздымались». При жжении огнем использовались раскаленные докрасна клещи. Так был пытан в 1709 году пленный башкирец Урусакай Туровтев в Тобольске перед воеводой М. Я. Черкасским. Помимо клещей для пытки огнем могли использовать раскаленный утюг и зажженный веник. В «Обряде как обвиненный пытается» середины XVIII века об этом сказано ясно и определенно: «Палач, отвязав привязанные ноги от столба, висячего на дыбе растянет и зажегши веник с огнем водит по спине, на что употребляетца веников три и больше, смотря по обстоятельствам пытанного». В 1732 году колодник Ошурков был, согласно приговору Тайной канцелярии, «зжен вениками». С. В. Максимов сообщает о бытовавшей среди арестантов шутке. Ожидавшие пытки спрашивали того, кого привели из застенка: «Какова баня?» Он отвечал: «Остались еще веники!» Майора С. Б. Глебова – любовника царицы Евдокии – пытали не только раскаленным железом, но и «горячими угольями». Как сообщает Корб со слов одного преступника, горячие угли клали на уши.

Все остальные виды пыток встречаются – по крайней мере по известным мне материалам – довольно редко. «Вождение по спицам» («поставить на спицы») упоминается только несколько раз. Согласно экстракту Тайной канцелярии, брянский архимандрит Иосиф дал показания «и с огня, и с вожения по спицам». Какова была техника этой пытки, точно мы не знаем. Известно только, что Варлама Левина для этой пытки выводили на двор в Преображенском. Можно предположить, что спицы (заостренные деревянные колышки) были вкопаны в землю и пытаемого заставляли стоять на них голыми ногами или ходить по ним. По крайней мере, такие спицы были на площади у Комендантского дома в Петропавловской крепости. Первый историограф Петербурга А. Богданов сообщает, что спицы были врыты в землю под столбом с цепью и когда кого «станут штрафовать, то в оную цепь руки его замкнут и на тех спицах оный штрафованный должен несколько времени стоять». Площадь эту народ, склонный к мрачному юмору, прозвал «Плясовой», так как стоять неподвижно на острых спицах человеку было невозможно и он вынужден был перебирать босыми ногами, как в пляске. По словам австрийского дипломата Плейера, Степан Глебов в 1718 году, кроме обычных пыток кнутом, жжения железом и углями, на три дня был привязан к «столбу на доске, с деревянными гвоздями».

А. Богданов упоминает также и другое орудие пыток, которое находилось на той же площади и использовалось и для пыток, и для наказания, – деревянную лошадь с острой спиной, на которую верхом на несколько часов сажали пытаемого или наказуемого. Его ноги привязывали под «брюхом» лошади, иногда к ним привешивали груз. При этом пытку усугубляли ударами кнутом или батогами по спине и бокам. Возможно, об этой пытке и наказании говорит пословица: «Поедешь на лошадке, что самого ездока погоняет». А. П. Волынский, будучи губернатором в Астрахани, прославился тем, что пытал поручика князя Мещерского на деревянной лошади, привязав к его ногам живых собак.

В «Обряде как обвиненный пытается» есть упоминания еще четырех видов пыток, которые применялись в русских застенках. В их описании мы узнаем пыточные инструменты, известные по литературе о европейской инквизиции. Во-первых, это винтовые ручные зажимы, то есть «тиски, сделанные из железа в трех полосах с винтами, в которые кладутся злодея персты сверху большие два из рук, а внизу ножные два и свинчиваются от палача до тех пор, пока или не повинится или не можно будет больше жать перстов и винт не будет действовать». Во-вторых, «испанский сапог» – его надевали на ногу и затем в скрепу забивали молотком дубовые клинья, постепенно заменяя их клиньями все большей и большей толщины. Самым толстым считался восьмой клин, после чего пытка прекращалась, так как кости голени пытаемого ломались.

Две другие пытки попали в Россию с Востока. Первая называется «клячить голову», а вторая – пытка водою: «Наложа на голову веревку и просунув кляп и вертят так, что оный изумленным бывает. Потом простригают на голове волосы до тела и на то место льют холодную воду только что почти по капле, от чего также в изумление приходит». Так описана эта пытка в «Обряде». Из следственного дела 1713 года известно, что попа Ивана Петрова «мучали и клячем голову вертели». Клячили не только голову. В 1788 году помещика Анненкова, обвиняемого в убийстве крестьянина Макарова, должны были «скрючить, притянуть веревкою верхние части тела к ногам насколько это было возможно. При этом, чтобы туже натянуть веревку для скрючивания, была употреблена палка».