Россия против Наполеона. Борьба за Европу. 1807-1814 - Доминик Ливен Страница 45

На тот момент более значимым был тот факт, что англичане в Индии выступали в качестве наследников моголов. Империя едва ли была новостью в Индии, а режимы, свергнутые англичанами, в большинстве случаев не были древними и не успели пустить глубокие корни. Несмотря на утверждения, высказанные задним числом мифотворцами националистического толка, Наполеону в Европе обычно не приходилось сталкиваться с нациями в полном современном значении этого слова. Однако многие режимы, с которыми он имел дело, были глубоко укоренены в обществах, находившихся под их управлением. Правителя с подданными связывали история и древние мифы, общая религиозная принадлежность и местная высокая культура ^[151].

Но важнее всего было то, что в Европе сложилась иная геополитическая ситуация. Замечания генерала Л.Л. Беннигсена вскрывают суть геополитической неуязвимости Великобритании в Индии. Перед претендентом на роль общеевропейского императора стояла куда более трудная задача. Любая попытка установить господство на континенте навлекла бы на голову того, кто рискнул ее предпринять, афронт коалиции великих держав, общий интерес участников которой заключался в сохранении независимости каждого из них, и на вооружении которой стояли военные машины, чьи механизмы были отточены многовековыми баталиями с использованием самых передовых технологий и форм организации. Если бы даже, как это было в случае с Наполеоном, предполагаемый император сумел завоевать внутренние районы Европы, ему по-прежнему противостояли бы два полюса силы в лице Англии и России. Его положение усугублялось бы тем, что покорение периферии требовало от захватчика одновременной мобилизации двух типов силы. Применительно к Великобритании это означало мобилизацию военно-морских сил, в случае же с Россией речь шла о задействовании военно-логистического ресурса, которого хватило бы для проникновения в пределы России и успешного движения до Урала. Этот вызов, с которым в XX столетии столкнутся немцы, был настоящим испытанием.

Все империи в процессе своего становления проходят через три стадии, хотя нередко одна стадия накладывается на другую. Сначала следуют территориальные завоевания и устранение внешней угрозы. Как правило, это вопрос военной мощи, дипломатического искусства и особенностей геополитической ситуации. Однако для выживания империи требуются институты: в противном случае после смерти основателя и исчезновения его харизмы его детище распадается на составные элементы. Создание этих институтов представляет собой второй этап в становлении империи и часто является более трудным по сравнению с первым, особенно в тех случаях, когда масштабные завоевания были совершены за короткий промежуток времени. Третий этап предполагает укрепление лояльности и идентичности среди покоренных народов, а в более ранние периоды истории — прежде всего среди национальных элит ^[152].

Наполеон добился значительного прогресса на первой стадии имперского строительства, несколько продвинулся по части создания имперских институтов, но все еще был очень далек от легитимации своей власти. Оправданием ему может служить тот факт, что перед ним стояла задача, способная кого угодно привести в уныние. Тысячелетие спустя после смерти Карла Великого слишком поздно было грезить о воссоздании империи в Европе. По прошествии трехсот лет после издания Библии на разговорном языке навязывание французского в качестве панъевропейского имперского языка было немыслимо. Имперский проект, подкрепленный универсалистской, тоталитарной идеологией, возможно, и мог привести к возникновению империи в Европе на какое-то время. Но Наполеон ни в коей мере не являлся тоталитарным правителем, равно как и его империя лишь в малой степени управлялась при помощи идеологии. Напротив, он обуздал французскую революцию и сделал все от него зависящее для того, чтобы изгнать идеологию из политической жизни Франции. Даже искоренение местных элит в покоренных частях Европы шло помимо желания Наполеона или его власти. В 1812 г. его империя все еще сильно зависела от его личной харизмы ^[153].

Многие европейские государственные деятели понимали это и действовали соответственно. Накануне своего отъезда на американский континент граф Ф.П. Пален, первый посол России в США, писал: «Несмотря на триумфы Франции и ее нынешнее преобладание, не пройдет и полвека, как у нее останется лишь тщеславное сознание того, что она потрясала Европу и угнетала ее, но не извлекала из этого никакой реальной выгоды, ибо истощение ее людских и денежных ресурсов скажется сразу же, как только она будет не в состоянии получать контрибуцию с соседей. Колоссальное влияние, приобретенное этой нацией, зависит лишь от одного человека; его выдающиеся таланты, удивительная активность, неудержимая натура никогда не позволят ему поставить предел своему честолюбию, поэтому умрет ли он сегодня или через тридцать лет, все равно он оставит дела в таком же неустойчивом положении, в каком они находятся сейчас». В то же время, добавлял Пален, по мере продолжения новой Тридцатилетней войны в Европе, сила Америки несказанно возрастет. Среди европейских держав только Великобритания окажется в состоянии извлечь из этого выгоду ^[154].

Вывод, который можно сделать из этого замечания, состоит в том, что в исторической перспективе великие победы и сокрушительные поражения эпохи Наполеона найдут отражение в общеизвестных сюжетах, полных шума и ярости и рассказанных (как хочется надеяться) не идиотом, но и не сообщающих много нового. Это отчасти справедливо. Различные стороны наполеоновской легенды были скорее захватывающим зрелищем, чем имели важное значение. Тем не менее было бы неправильно не уделять должного внимания страхам и усилиям государственных деятелей в Европе тех лет.