Алтай. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия в Центральной Азии - Михаил Певцов Страница 45

В полдень наши возницы, по обыкновению, остановились обедать и кормить лошадей. Пользуясь остановкой, мы тоже в это время пили чай и обедали в присутствии многочисленной толпы, собравшейся посмотреть на нас. В этот день мы ночевали в небольшой деревне Халенша. Отдельной комнаты на постоялом дворе не было, и мы провели ночь в общей ночлежной с обозными извозчиками и поселянами, которых на этот раз собралось так много, что в огромной комнате буквально негде было повернуться.

Хозяин заведения, по просьбе Спленгерда, отвел нам маленький уголок на кане, где мы и поместились кое-как на ночь. Обозы и проезжающие едут только днем, а на ночь всегда останавливаются на постоялых дворах. Поэтому на последних бывает иногда большое скопление проезжих. В полдень китайцы имеют обыкновение также всегда останавливаться для того, чтобы покормить животных и пообедать самим, так что едут только с утра до полудня и потом с двух часов пополудни до вечера.

От деревни Халенша долина, по которой мы ехали почти прямо на север, суживается, но селения в ней по-прежнему часты. На окрестных горах заметны были кое-где небольшие березовые рощи, а на пашнях встречалось много фазанов, которых наш спутник Спленгерд убил несколько штук. В этой долине мы видели много пещерных жилищ, устроенных в отверделом песке и лёссе крутых обрывов. Стены этих жилищ, исключая лицевую, природные, потолок тоже, но поддерживается балками и помостом. В них обитают бедные китайцы. Скота у здешних поселян гораздо больше, чем в Гуйхуаченской долине, вероятно, потому, что есть порядочные выгоны.

Поднимаясь постепенно по долине, перешедшей, наконец, в глубокое ущелье, мы достигли деревни Кулюпа, в которой обедали в пещерном жилище и кормили лошадей. Затем, перейдя слабый перевал, очутились на высокой равнине, покрытой низкими, но длинными отрогами Иншаня. Это была Монголия, в которую мы вступили, пересекши снова Иншань по направлению с юга на север. Названный окрайный хребет имеет тут пологий, но зато очень длинный склон к югу, к Гуйхуаченской равнине. Гребень же его в этом месте гораздо меньше возвышается над высоким монгольским плато, чем близ городка Куку-эргэ.

Со вступлением на монгольское высокое плоскогорье исчезли селения. Тут только кое-где можно встретить домики оседлых монголов, занимающихся хлебопашеством, да юрты и стада их кочевых собратий, виднеющиеся изредка по сторонам дороги. В этот день нам пришлось ночевать в бедном постоялом дворе, в общей комнате, но извозчиков было мало, так что мы могли разместиться свободно на одном из канов, предоставленных нам хозяином-китайцем.

На следующий день мы ехали по Монголии, встречая юрты, стада и владельцев их – монголов. Местность слегка волниста, но на середине станцию пересекли два невысоких хребта – вилообразный северо-западный отрог Иншаня. В долине между ними, на ручье, стоит постоялый двор, в котором мы обедали и кормили лошадей. В окрестностях заметно было несколько малых улусов кочевых монголов.

Перевалив через второй хребет, мы очутились на обширной, почти горизонтальной равнине, по которой и продолжали путь. Ночевать пришлось на постоялом дворе Пинты-чуэн, битком набитом извозчиками. Хозяин-китаец поместил нас в своей комнате, но там еще до нашего приезда расположились на ночлег несколько человек его знакомых, с которыми мы должны были ночевать на небольшом кане. В числе их было два курильщика опиума, поместившихся около меня и в течение почти двух часов куривших поочередно это зелье из одной трубочки.

С постоялого двора Пинты-чуэн мы продолжали ехать по той же обширной равнине, обильно поросшей злаком дэрису. На ней паслись местами стада дзэренов и часто выскакивали по сторонам дороги зайцы. Спленгерд убил одного дзэрена, несколько степных курочек и пару зайцев. Улусы кочевых монголов также встречались изредка, но оседлого населения – нигде.

Вообще во всей полосе Юго-Восточной Монголии, примыкающей к северному подножью Иншаня, верст в сто шириной, оседлое китайское население рассеяно спорадически, группируясь в тех местах, где почвенные и другие условия способствуют успехам земледелия, а на остальном пространстве кочуют монголы, часть которых живет оседло. Путешественник, проезжая вдоль этой полосы в восточно-западном направлении, будет встречать неоднократно контрасты в образе жизни и деятельности ее обитателей.

Один день он проедет среди оседлого китайского населения, видя деревни, поля, людей, занятых в летнее время пашнями, а осенью и зимою молотьбой хлеба, удобрением полей, молонием муки на открытом воздухе жерновами, приводимыми в движение теми же людьми или их животными; на другой день перед ним откроется картина кочевой жизни: холмистая, невозделанная степь, на ней юрты, стада и владельцы их – монголы, сохранившие и здесь, среди оседлого населения, отчасти свой примитивный образ жизни, хотя и утратившие в значительной степени патриархальные нравы. Часть их живет оседло в глиняных домах, выстроенных по китайскому образцу, с полной китайской обстановкой, и занимается земледелием, содержа вместе с тем довольно много скота.

Так случилось и с нами. Обширная степь, по которой мы ехали более суток, замыкается на востоке невысоким северо-западным отрогом Иншаня. Перевалив через этот отрог, мы очутились в земледельческом районе помянутой полосы со многими селениями, разбросанными по широкой междугорной долине. В большой деревне Цаган-обо, имеющей около 2000 жителей, мы ночевали на весьма хорошем постоялом дворе. Прибыв в селение еще засветло, мы осматривали постройки и сельскохозяйственные орудия китайцев.

Далее, до самого г. Калгана, путь наш пролегал уже по земледельческой стране. Широкая долина, в которой стоит деревня Цаган-обо, окаймлена с юга Иншанем, гребень которого весьма мало возвышается над ней, а с прочих сторон – его невысокими отрогами. В долине и по сторонам на горных уступах и в ущельях видно было много деревень, а среди тщательно возделанных полей встречались местами небольшие участки свободной от посевов земли.

Они покрыты хорошей травой и служат выгонами для скота, которого местные китайцы содержат гораздо больше, чем на Гуйхуаченской равнине. Верстах в двадцати от деревни Цаган-обо находится небольшой городок Чанкой, в котором мы обедали и кормили лошадей. В нем считается около 6000 жителей, а торговля, судя по множеству лавок, должна быть оживленная.

В 15 верстах к северо-востоку от этого городка, в местности Юлюн-чжан, есть станция католических миссионеров, называемая Элыпи-сан-хо, а в 45 верстах в том же направлении другая станция, Шиинза, в которой построена церковь и большой дом. На этой станции католические миссионеры имеют школу, в которую принимают на воспитание бедных китайских мальчиков.

Из г. Чанкоя мы ехали верст десять по волнистому плоскогорью, замыкающему помянутую междугорную долину с востока, а потом поднялись на Иншань, гребень которого и тут очень мало возвышается над монгольским плоскогорьем. Зато нам пришлось очень долго спускаться сначала по крутому и извилистому, а потом по отлогому спуску с этого хребта. Мы пересекли Иншань в третий раз и, сойдя с него в широкую долину реки Си-ян-хё, снова очутились во Внутреннем Китае.

На горах Иншаня мы встречали березовые рощи, с немногими отдельными деревьями сосны. К северо-востоку от Калгана леса становятся больше и близ границ Маньчжурии переходят местами в густую тайгу. В лесах Иншаня повсеместно живут барсы и косули, много фазанов, а близ границ Маньчжурии водятся даже тигры. Последние в летнее время появляются иногда в окрестных полях, поедая скот, и нападают порою на людей. Кроме того, в горах Иншаня есть лисицы, волки и каменные куницы, а на соседних равнинах Монголии, не занятых оседлым населением, живет, благодаря их тучным пастбищам, множество дзэренов и зайцев.