100 великих россиян - Константин Рыжов Страница 45

История второго ополчения в эпоху русской смуты начала XVII в. представляется явлением совершенно исключительным как в отечественной, так и мировой истории. Достаточно вспомнить обстоятельства его образования, чтобы согласиться с этим. Ополчение собралось на восьмой год смуты в стране, дотла разоренной и обессиленной бесконечной гражданской распрей, в тот момент, когда, казалось, уже невозможно найти никакой объединяющей идеи. И именно тогда, когда среди национальной элиты не осталось ни одного авторитетного лица, когда не только отдельные личности, но целые слои общества показали свою неспособность овладеть ситуацией, начинается движение снизу – города и земства пересылаются и договариваются между собой, не бояре, дворяне или казаки, а простые посадские люди берутся за спасение Отечества. «Черная кость», нижегородский купец Кузьма Минин вдруг оказывается в центре событий. Именно он, вслед за патриархом Гермогеном, высказывает простую и понятную каждому русскому идею о спасении веры и православных святынь. И вокруг этой идеи начинают кристаллизоваться все патриотические силы. В разоренной стране он находит деньги, оружие, провиант и таким образом подводит под все предприятие прочный экономический фундамент.

А когда ополчение уже формируется и возникает нужда в военном вожде, на кого обращается взор земских людей? На князя Пожарского! – представителя захудалого и небогатого рода, никогда не игравшего в русской истории значительной роли. Почему же такое предпочтение? Быть может, Пожарский был отмечен какими-нибудь личными достоинствами? Да, отмечен – правда, всего одним, но немаловажным – он был честный служака, никогда не кривил душой и всегда был верен долгу. Во всем остальном он совершенно ординарная личность – не трибун, не блещет способностями и даже полководец довольно посредственный. И все же земские люди не ошиблись в своем выборе – Пожарский, подобно Минину, не гнушаясь каждодневной черновой работы, стал служить земскому ополчению также верно и честно, как прежде служил Годунову, Дмитрию или Шуйскому. Несмотря на полученную им диктаторскую власть, в его поступках нет никакой личной интриги, никакого выпячивания своего «я», никакого стремления тем или иным способом закрепить свое исключительное положение. Эта скромность, быть может, есть самая поразительная черта в вождях второго ополчения. Минин и Пожарский собрали ратных людей, освободили от поляков столицу, созвали Земский собор, положивший конец смуте, дали взрасти новой государственности и, сделав свое дело, отступили в сторону, отдавая власть другим. Конечно, они получили награды, но не очень большие. Им даровали чины и звания, но не очень высокие. Они скромно стушевались в толпе знатных бояр и князей, явившихся вокруг нового царя и окруживших его плотным кольцом. (Точно так же – заметим в скобках – повело себя и выдвинувшее их сословие – сыграв свою роль, оно тихо сошло со сцены.) Ничем особым современники не воздали Минину и Пожарскому, да, наверно, и не могли воздать. Но тем большей была их посмертная слава у последующих поколений, для которых сами имена их стали символом скромного, неброского, самоотверженного патриотизма, такого патриотизма, который в России всегда умели ценить и отличать.

Дмитрий Пожарский родился в ноябре 1578 г. в семье князя Михаила Федоровича Пожарского. С 1593 г. он начал службу при государевом дворе царя Федора Ивановича: поначалу был «стряпчим с платьем», а в начале царствования Бориса Годунова был произведен в стольники. Позже его отправили из столицы в армию на литовский рубеж. Василий Шуйский назначил его воеводой. Верность Пожарского в боях с тушинцами вскоре была замечена. За исправную службу царь пожаловал ему в Суздальском уезде село с двадцатью деревнями. В жалованной грамоте, между прочим, говорилось: «Князь Дмитрий Михайлович, будучи в Москве в осаде, против врагов стоял крепко и мужественно, и к царю Василию и к Московскому государству многую службу и дородство показал, голод и во всем оскудение и всякую осадную нужду терпел многое время, а на воровскую прелесть и смуту ни на какую не покусился, стоял в твердости разума своего крепко и непоколебимо безо всякие шатости». В 1610 г. Пожарский отбыл воеводой в Зарайск. Здесь он узнал о низложении Шуйского и поневоле вместе со всем городом целовал крест польскому королевичу Владиславу.

Но вскоре прошел слух, что московские бояре во всем предались полякам и делают все по их указке, что король Сигизмунд сына своего в Россию не отсылает, а хочет сам над нею царствовать. Тогда по всем русским городам стало подниматься волнение и возмущение. Повсюду говорили, что пора вставать за Отечество и православную веру. Пожарский думал так же и вскоре установил крепкую связь с вождем первого ополчения Прокопием Ляпуновым. В 1611 г., оставив зарайскую крепость на помощников, Пожарский тайком отправился в захваченную поляками Москву, где стал подготавливать народное восстание. Оно началось стихийно 19 марта 1611 г. Завязавшись в торговых рядах Китай-города, столкновения быстро распространились по Москве. На улицах вырастали завалы, закипели кровавые бои на Никитинской улице, на Арбате и Кулишках, на Тверской, на Знаменке и в Чертолье. Чтобы остановить мятеж, поляки были принуждены поджечь несколько улиц. Раздуваемое сильным ветром, пламя к вечеру охватило уже весь город. В таких условиях, среди огня и дыма, Пожарскому пришлось сражаться с поляками, имея под началом всего лишь кучку верных ему людей. Рядом со своим домом на Сретенке, на собственном дворе он приказал построить острожец, надеясь продержаться в Москве до прихода Ляпунова. В первый день Пожарский после ожесточенного боя заставил отступить наемников-ландскнехтов в Китай-город. На второй день поляки подавили восстание во всем городе. К полудню держалась только Сретенка. Не сумев взять острожец штурмом, враги подожгли окрестные дома. В завязавшемся последнем бою Пожарский был тяжело ранен в голову и ногу. Без сознания и без сил его вынесли из Москвы и переправили в Троице-Сергиеву обитель на лечение.

В продолжение трех дней большая часть Москвы сгорела. Торчали только стены Белого города с башнями, множество почерневших от дыма церквей, печи уничтоженных домов и каменные подклети. Поляки успели нахватать кое-чего в церквах и богатых домах. Затворившись в Китай-городе, они с досады перебили оставшихся там русских, пощадили только красивых женщин и детей, которых проигрывали друг другу в карты. Уже после подавления восстания стали подходить к Москве запоздавшие рати первого ополчения. Они осадили Кремль и Китай-город и начали ожесточенные схватки с поляками. Но с первого же дня между вождями ополчения возникли раздоры. Казаки, недовольные строгостями Ляпунова, 25 июля убили его. Предводителями ополчения после этого стали князь Дмитрий Трубецкой и казачий атаман Иван Заруцкий.

Кузьма Минин был старше князя Пожарского на десять или пятнадцать лет. Он рос в многодетной семье балахнинского соледобытчика Мины Анкудинова. Отец его считался состоятельным человеком – имел за Волгой три деревни с 14 десятинами пахотной земли и 7 десятинами строевого леса. В зрелые годы Минин владел лавкой на нижегородском торгу, «животинной бойницей» под стенами кремля и слыл богатым и почитаемым горожанином. В 1611 г., в самый разгар Смутного времени, нижегородцы избрали его земским старостой. Заняв эту должность, Минин сразу стал вести разговоры о необходимости единиться, копить средства и силы для освобождения Отечества. Собрав нижегородцев в Спасо-Преображенском соборе, он горячо убеждал их не оставаться в стороне от тягот России. Сограждане, тронутые его словами, тут же всенародно приговорили начать сбор средств на ополчение. Первым внес свою долю Минин, по словам летописца, «мало что себе в дому своем оставив». Ему поручили ведать сбором добровольных пожертвований – не только с горожан, но и со всего уезда, с монастырей и монастырских вотчин. Когда оказалось, что многие не спешат расстаться со своим имуществом, нижегородцы дали своему старосте полномочия облагать жителей любыми податями. Минин велел брать по пятой части от всего имущества. На собранные деньги стали нанимать охотчих служилых людей, обещая им «корм и казну на подмогу давати». Подумали они и о воеводе. Перебрав множество имен, горожане остановили свой выбор на герое московского восстания Дмитрии Пожарском. Князь, которого, по его словам, «вся земля сильно приневолила», должен был дать согласие.