Клеопатра - Фаина Гримберг Страница 45

Привал, ковровые палатки. Ужасно хочется двигаться, бежать, бегать быстро, как в детстве... Покамест рабыни набирали воду в кувшины из колодца под пальмами, а Ирас распоряжалась о приготовлении обеда, Маргарита смотрела на караванщиков. Самые молодые уже вымылись у того же колодца и теперь шагали, хохоча, к палаткам, и вдруг один побежал быстрыми ногами, развевалась одежда широкая, светло-голубого цвета... За ним кинулся другой...

— Ирас!.. — закричала Маргарита, громко, весело... — Ирас!.. Бежим!..

Так она загорелась и они побежали, устремляясь обогнать сильных юношей. Ирас мчалась и выкрикивала нечленораздельно: «Гу-у!»... И не прерывая бега, сбросила с себя верхнее одеяние, и летела в одной только набедренной повязке-обвязке, стремительно кидая вперёд загорелые ноги... Маргарита в конце концов отстала, запрокинулась назад, смеялась громко, и упала на мягкий песок... Раскинула руки, белые покрывала смялись, открылись растрёпанные чёрные волосы, изумрудные глаза сияли... Небо и песок единой сферой зыбкой всё ещё вертелись-кружились перед лицом, перед глазами, жадно-широко распахнутыми... Но Ирас продолжала бежать и обогнала, не задохнувшись, всех бегунов. Парни отстали и, сгрудившись, поглядывали на неё с любопытством. Ирас повернулась круто, добежала до колодца, затем подобрала одежду с песка, уладила на себе и степенно приблизилась к Маргарите, подала, протянула ей обе руки, подняла... Потом старший караванщик спрашивал Маргариту:

— Великая царица, это парень у тебя в слугах или девка?

— Это моя рабыня Ирас, — отвечала она строго.

— А ты, великая царица, не продала бы её мне? Я бы за такое дорого, хорошо заплатил!

— Ирас! — крикнула Маргарита. Ирас подошла тотчас, короткая чёлка, светлая коричневая, уже тронутая солнцем жарким песков, мотнулась на лбу в такт быстрому шагу. Тёмно-карие глаза — голубовато-белые чистые белки — глянули дико. Мужчина глядел на её татуированное лицо. Маргарита взяла её за руку и сказала ему: — Если мне придётся выбирать для продажи — моё сердце или это существо — я скорее вырежу из груди сердце и вынесу на большой александрийский рынок! — Мужчина осклабился, показывая большие мужские зубы...

Яркие коричневые пески... Вдали песчаные горы — великанскими круглыми грудями жены или дочери или сёстры гиганта... Встречались кочевники, тоже на верблюдах, тоже одетые в белое широкое... Хармиана покупала провизию, махала руками, объяснялась знаками, торговалась... Деньги были... Но Маргарита не боялась, что её караван ограбят, она и не думала об этом, о такой возможности печальной. Она полагалась на Максима, на его выбор. Он подобрал ей хороших стражей!.. Вот уже и дорога прояснилась, расширилась, утоптанная, людская, людная. Двинулись мимо молодой царицы Египта караваны торговые... Вставали крепости, смуглые кирпичные, округлые...

Ашкилон будто лицом поворотился к морю, а спиною, задом, тылом оборотился к сухой земле... Дворец подымался прямоугольной кирпичной башней и вдруг вскидывал над прямыми углами круглую, словно детский кулачок, башенку, высоко поставленную, и оттого снизу, когда глядели на неё, такую маленькую... Вокруг дворца, давней постройки, давно не подновлявшегося, тюльпаны тёмные красные поднялись на стеблях тёмно-зелёных... В городе кварталы глинобитных домов небольших. В покоях дворца полы выкрашены в красный цвет. Обстановка дворца являла занятную смесь новой римской мебели и старинных восточных предметов. Ассирийские табуреты и высокие ложа, иудейские шкафчики с этими резными крашеными дверцами соседствовали с бронзовыми скамьями и плетёными креслами, привезёнными, должно быть, недавно из Рима... В этом странноватом жилище обитали молодые аристократы Иудеи — Иродос и его сестра Саломея. Здесь, в причудливой резиденции, они убивали время на охоте, на пирах, и совершая пешие прогулки по окрестностям или морские — на небольших судах. Собственно, эта пара ожидала, когда наконец Рим примет решение о восстановлении царской власти в Иудее. Возможно было ожидать, что восстановленный царский трон римляне сами предложат занять именно Иродосу. От предыдущей, признанной Селевкидами династии Хасмонеев уже никого не осталось; последние принцы давно погибли, пали жертвами путаных междоусобиц... Иродос и Саломея были ровесниками Клеопатры. Они приняли египетскую царицу доброжелательно, даже хорошо приняли. Она подумала, что, вероятно, Рим не питает к ней враждебности. Если бы подобная враждебность существовала, Иродос и Саломея едва ли могли бы оказать добрый приём гостье. Она подумала также, что Максиму известно отношение к ней Рима. Максим знал, что её хорошо примут в Ашкилоне. Стало быть, имел некоторые источники информации... Иродосу минуло двадцать лет, его сестре — девятнадцать. Ждать решения Рима пришлось ещё десять лет, заполненных разнообразными женитьбами, ссорами с многочисленными родичами и тому подобными домашними развлечениями. Иродос был высок и красив, одевался изящно, как одевались щёголи из Брухиона. Пёстрые полосатые покрывала придавали его сестре вид привлекательный и экзотический, даже и несколько варварский. В честь прибытия гостьи из Египта устроен был турнир. Молодые придворные соревновались в меткости, бросая копья и пуская стрелы из луков. Красивые нарядные молодые женщины, сверкая пестротой одежд, смеялись и вскрикивали, сидя на помосте, нарочно устроенном и защищённом лёгким навесом от солнца... Для Иродоса Ашкилон являлся родным местом, здесь он родился. В дальнейшем этот город оставался резиденцией его сестры Саломеи... Маргарита предалась в Ашкилоне этой жизни, этому лёгкому бытию, полному молодого веселья... Здесь звучал её родной греческий язык, изящный, литературный язык Феокрита и Каллимаха. Иродос и Саломея в своё время читали те же сочинения греческих философов и поэтов, какие читала и Маргарита в своём детстве и в дни ранней юности... О политике не вели речей, но со стороны Иродоса и Саломеи это вовсе не являлось хитростью; молодым людям просто-напросто было не до того! Саломея занята была своим романом с греком Эмисом, внуком торговца духами и благовонными маслами, баснословно разбогатевшего в Сирии. Иродосу также хватало любовниц, но теперь он начал явно ухаживать за египетской гостьей. В этом его ухаживании совершенно не было никакого расчёта политического! Она казалась ему красивой и ему хотелось спать с ней. А то, что она увиливала, не давалась ему, и забавляло его и разжигало. Маленький двор Иродоса и Саломеи звенел смехом молодым, звучали весёлые шутки. Маргарита приняла этот стиль, тоже острила и смеялась. Иродос поддразнивал её, она отвечала остроумно; юноша и девушка делали вид, будто комически сердятся друг на друга. Предметом шуток частенько служила Ирас. Однажды на пиру, когда все уже основательно подвыпили, насмешница Саломея принялась уверять брата, что любимая рабыня гостьи на самом деле мальчишка... Саломея шутила всё более рискованно, намекая почти открыто на телесную связь между Клеопатрой и мнимым мальчишкой! Маргарита очень не хотела покраснения щёк, но покраснела, должно быть, потому что очень не хотела покраснеть! Пытливый, почти серьёзный взгляд Иродоса раздражил её. Он не сомневался в том, что Ирас — существо женского пола, но он, конечно, догадывался об отношениях, связывавших Ирас и Маргариту!.. Он подумает, будто я — настоящая лесбиянка, которой не нужна мужская близость!.. Но ещё ужаснее для Маргариты была его возможная догадка о том, что она ещё не знала мужчины!.. Она посмотрела на него нарочно дерзко, вскочила, крикнула, что сейчас же докажет, или, вернее, покажет всем, что её рабыня — женщина!.. Послали за Ирас. Она тотчас явилась. Все разглядывали её короткий, ярко-синий хитон, подпоясанный по-мужски, её коротко остриженные волосы, татуированное лицо... Мочки её ушей были проколоты. В правом ухе покачивалась длинная серьга с красным камешком. В левое ухо вдета была короткая серебряная подвеска... Ирас встала посреди пиршественной залы, опустив глаза; на лице её возможно было заметить некоторую словно бы тень сумрачной печали, но в этой зале никого не интересовало выражение её лица... Маргарита звонким голосом приказала ей обнажить женское место. Ирас открыла икры и живот, не поднимая глаз...