Детство Понтия Пилата. Трудный вторник - Юрий Вяземский Страница 45

(4) Конные убии охраняли обозы трех легионов, так что на каждый легионный обоз приходилось по турме.

(5) Фризы – лучшие среди вспомогательных лучники и пращники, преданные и верные Риму со времен Друза, – фризы, как ты догадываешься, сопровождали самый привилегированный Семнадцатый легион.

(6) Намного менее надежные узипеты, жившие на правом берегу Рейна в районе Старого лагеря, в качестве легковооруженных пехотинцев были приданы Восемнадцатому легиону.

(7) И вовсе ненадежные тубанты – северные соседи узипетов – достались Девятнадцатому легиону, которым, как я уже говорил, командовал Тогоний Галл – муж Варовой тогдашней любовницы.

(8) Помимо этих вспомогательных войск в подчинении у Вара находилась херускская конница – три тысячи отборных германских всадников, перемешенных с легковооруженными пехотинцами.

Отряд этот предводил, понятное дело, Арминий.

VI. О херуске Арминии так много всего написано у наших историков, что мне их пустопорожние и часто противоречивые разглагольствования придется выжать, как губку, систематизировать и доложить тебе следующее:

Арминий был сыном владетельного херускского князя Зигмера. За пять лет до описываемых мной событий, в год смерти Гая Цезаря и четвертой чистки сената – или, как ты любишь, в семьсот пятьдесят седьмом году от основания Города, – Тиберий перешел Рейн и подчинил Риму несколько германских племен, в том числе херусков – родное племя Арминия. Отец его, Зигмер, стал «другом римлян», то есть обязался платить налоги, поставлять войска и выполнять приказы. А два сына его, Флав и Арминий, были отданы римлянам в заложники, вернее, в «свидетели дружбы».

На следующий год, когда Тиберий двинулся на Альбис-Эльбу, Флав и Арминий служили у него во вспомогательных отрядах. Оба так усердствовали и отличились в походе и в сражениях, что в следующем, пятьдесят девятом, году – и в третьем походе Тиберия, теперь уже против маркоманского князя и царя Маробода – Флав и Арминий уже не были заложниками, а командовали двумя крупными конными отрядами, тогда как в предыдущем году всей херускской конницей командовал отец их, Зигмер.

Еще в пятьдесят восьмом году за преданность, усердие и отвагу Флав и Арминий получили римское гражданство. А в пятьдесят девятом году божественный Август произвел обоих братьев во всадническое сословие.

Короче, действительно с Римом подружились и в следующем, шестидесятом году служили уже в Италии, приобщаясь к великой нашей культуре, изучая наш могучий и властный язык и заодно устанавливая дружественные связи в окружении принцепса, в сенате и среди римских легатов.

(2) Скоро пути братьев, которые до этого всегда держались вместе, разошлись. Флав остался в Италии продолжать свое образование. Арминий же стал уговаривать Тиберия (тогда второго трибуна) отправить его, Арминия, в Германию и заменить им Зигмера, его отца, который, дескать, состарился и не способен должным образом управлять херусками.

По имеющимся у меня сведениям, Тиберий весьма прохладно отнесся к этому предложению. Но вынужден был доложить о нем принцепсу – Августу. Божественный Август призвал к себе Арминия. И тот, говоря о своем желании возглавить херусков, предложил еще взять под контроль три воинственных германских племени: хаттов, марсов и бруктеров; дескать, херуски – отныне преданные и истинные друзья Августа и богини Ромы, чего нельзя сказать об означенных племенах, злопамятных и строптивых. «А справишься?» – спросил Август, задумчиво глядя на Арминия, которому было тогда лишь двадцать четыре года. «При твоем доверии, под руководством сына твоего Тиберия, при помощи опытного твоего наместника, думаю, справлюсь. А нет, так ты в любой момент меня отзовешь и справедливо накажешь», – ответил Арминий. «Ну что же, давай попробуем», – пожав плечами, сказал Август и отдал соответствующие распоряжения.

Так, к концу шестидесятого года, Арминий вновь оказался в Германии.

А в следующем, шестьдесят первом, сначала прибрал к рукам хаттов, марсов и бруктеров, послав к ним влиятельных херускских князей. А далее приступил к реализации своих далеко идущих планов, о которых в то время никто не догадывался: ни сами херуски, ни соседние с ними племена, ни тем более римляне.

VII. В нашем, шестьдесят втором году Арминию исполнилось двадцать шесть лет. Он был хорош собой. Высокий, статный, широкоплечий, мужественный воин с белокурыми, чуть волнистыми волосами, светлой и нежной кожей и редкостными для германца карими, почти черными глазами, которые всегда были умными, но по обстоятельствам бывали то покорными и учтивыми, то внимательными и ласковыми, то дерзкими и злыми.

Носил он только римскую одежду: в зависимости от обстановки, либо плащ конного префекта, либо всадническую тогу. И лишь шейное украшение – золотая торка, или гривна – выдавало в нем германца. Ни у кого из других германцев я такой торки не видел. Застежкой ее служили две звериные головы, медведя и волчицы, при этом в застегнутом состоянии голова волчицы наполовину исчезала в разинутой пасти медведя, так что лишь уши торчали наружу, прижатые и жалобные. (На всякий случай отмечу, что медведь – пожалуй, самый распространенный символ херускского племени. А какой народ символизирует волчица, полагаю, не надо объяснять!)

Изъяснялся Арминий на свободной и богатой выражениями латыни, редко допуская ошибки и почти без акцента, который непременно бывает у природных германцев, даже тех, что десятилетиями живут в Риме. В присутствии римлян Арминий всегда говорил на нашем языке, даже когда обращался к своим соотечественникам, в том числе к тем, которые с трудом его понимали.

Искуснейший был притвора. Гневливый и вспыльчивый от природы, с Публием Варом был безукоризненно сдержан, и не подобострастен, как прочие его подчиненные, а эдак с достоинством почтителен и по-сыновьему чуток.

Напротив, со своими соотечественниками был дерзок и насмешлив, величественен и упрям.

И точно, подлец, рассчитал! Вар в нем души не чаял и доверял Арминию больше, чем собственным сыну и зятю. Херуски же и прочие германцы подчинялись его приказам, терпели высокомерие и против его резкости и самоуверенности ничуть не протестовали. Ибо, как справедливо отмечает один историк, «у варваров в ком больше дерзости, тот и пользуется большим доверием».

Знатная молодежь Арминия прямо-таки боготворила. Причем не только у херусков, но также у хаттов, марсов и бруктеров и даже, говорят, у более отдаленных племен, таких как ангриварии, лангобарды и мелибоки.

VIII. Фортуна и здесь подшутила надо мной. В первый же день нашего пребывания в Ализоне, когда отца отправили к префекту лагеря Семнадцатого легиона, а я сопровождал его до лагерных ворот, и там был остановлен караульными, которые отца пропустили, а меня оставили подле себя и принялись расспрашивать о совершенно не известной им Испании, о долгом пути, нами проделанном, – тут у меня за спиной раздался вдруг властный и молодой голос:

«А что это за мальчуган?»

Караульные торопливо схватились за копья и в испуганном приветствии выкинули руки вперед.