Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953 - Джеймс Хайнцен Страница 45

В первые послевоенные годы партийное руководство стремилось вернуть контроль над собственными государственными функционерами. Как указывают Джон Барбер и Марк Харрисон, во многих областях экономики и управления военного времени государство уступило власть местному начальству, которое предположительно лучше разбиралось в ситуации на местах³⁶. Люди в городах и селах Советского Союза всячески ловчили, дабы обойти произвольные либо репрессивные законы и правила или минимизировать их действие. Временное ослабление строгого партийного надзора за экономикой и социальной жизнью пробудило ожидания либерализации после принесенных в войну жертв. Но партийные руководители, едва приступив к восстановлению страны, тут же постарались вновь подчинить себе бюрократию, экономику, суды и социальную инфраструктуру, включая колхозы, жилье, торговые и распределительные сети³⁷. Партия добивалась возвращения практического контроля над институтами и идеологического – над духовной и политической жизнью госаппаратчиков; возрождения и укрепления политической лояльности и нравственного мира «нового советского человека». Борьба со взяточничеством была задумана как важный шаг в этом направлении.

* * *

Непреходящая одержимость режима стремлением пресечь широко распространенные хищения государственной собственности тоже способствовала повышенному вниманию ко взяточничеству, поскольку кражи нередко сопровождались раздачей направо и налево взяток. Вороватые работники, понимали следователи, частенько «подмазывали» ревизоров, инспекторов, администраторов, дабы облегчить, а потом прикрыть расхищение государственных ресурсов. После войны забота о «защите государственной собственности», подхлестнутая голодом 1946-1947 гг., достигла новых высот и вылилась в указ от 4 июня 1947 г. Защита госсобственности занимает в сталинской идеологии центральное место. Конституция СССР 1936 г. гласила: «Каждый гражданин СССР обязан беречь и укреплять общественную, социалистическую собственность, как священную и неприкосновенную основу советского строя». Приказ Министерства юстиции, Министерства внутренних дел и Генеральной прокуратуры СССР от 15 июля 1946 г. предупреждал: «Взяточничество во всех его видах развращает работников государственного и хозяйственного аппарата… способствует расхищению и разбазариванию социалистической собственности и всякого рода беззаконию»³⁸.

Прокуратура в служебных докладах поздних сталинских лет, сетуя на коварную природу взятки, заходила еще дальше. Аппарат, падкий на взятки, говорилось в докладах, это фактически путь к анархии, так как слабовольные «купленные» госслужащие утратят бдительность, не станут придерживаться социальных норм и тем самым откроют дверь преступности и хаосу. Когда совесть морально слабого работника можно купить, последствия бывают тяжелые. Бюрократы-взяточники способны даже помогать врагам советской власти, ослабляя национальную безопасность. В том же духе прокуратура упрекала местных прокуроров и судей за недооценку «социальной опасности» взяточничества³⁹. Во-первых, работники морально развращаются, а во-вторых, когда государство грабят, это «вредит» его интересам. Подобная риторика, подтверждавшая как опасность коррупции для общественного устройства, так и ее вред для государственных интересов, заполонила и публичный дискурс, и внутриведомственные дискуссии⁴⁰.

В частном письме от 8 марта 1948 г. генеральный прокурор СССР Сафонов выражал праведное негодование по адресу сотрудника-взяточника. Сафонову сообщили, что прокурор по фамилии Толчеев взял три взятки – в общей сложности 20 тыс. руб. «Если везде так идет проверка [кадров], – изливал свой гнев Сафонов, – то я представляю, сколько у нас людей страдают и страдает государство от всех тех, кто хочет за счет пота и крови миллионов трудящихся набить свои карманы и строить свое благополучие»⁴¹.