Город у эшафота. За что и как казнили в Петербурге - Дмитрий Шерих Страница 44

И снова казни. Год 1907-й, 16 июля: за участие в убийстве петербургского градоначальника генерал-майора фон дер Лауница, которое произошло 21 декабря 1906 года в здании Института экспериментальной медицины, казнены участники летучего боевого отряда партии эсеров Василий Митрофанович Сулятицкий и Лев Иванович Зильберберг. При аресте они оба назвали иные имена: Теодор Гронский и Владимир Штифтарь соответственно. Под этими именами участвовали в суде и были повешены.

Год 1907-й, 21 августа: казнены Борис Николаевич Никитенко, Борис Степанович Синявский и Владимир Александрович Наумов, признанные судом виновными «в приготовлении, по соглашению между собою, к посягательству на жизнь священной Особы Государя Императора» и приговоренные за это «по лишении прав состояния, к смертной казни через повешение». К процессу тогда были привлечены восемнадцать человек, шестерых суд оправдал, а остальным назначил каторгу и ссылку на поселение.

18 октября: в три часа утра в Лисьем Носу по приговору Петербургского военно-окружного суда повешена слушательница Петербургской консерватории по классу фортепьяно Евстосия Павловна Рогозинникова (Рагозникова). Член Летучего боевого отряда партии эсеров Северной области, она за несколько дней до того прямо в здании Главного тюремного управления смертельно ранила его начальника Александра Михайловича Максимовского, а потом намеревалась подорвать здание. Павел Григорьевич Курлов, тогда сотрудник департамента полиции, а позже преемник Максимовского на посту главного тюремщика страны, вспоминал: «Рогозинникова была выведена в приемный зал, где подполковник Комиссаров предупредил державших ее городовых, что при осмотре может последовать взрыв, и спросил, готовы ли они ему помочь. Городовые без колебания согласились. Рогозинникова была положена на пол, и они держали ее руки и ноги, а подполковник Комиссаров, наклонившись, заметил под кофточкой два шнура и маленькую электрическую батарею, что свидетельствовало о нахождении на Рогозинниковой адской машины. Он ножницами разрезал эти шнурки, а затем обнаружил надетый на ней лифчик, в котором было, по-видимому, взрывчатое вещество, — тогда он расстегнул и снял этот лифчик; в нем оказалось 13 фунтов экстрадинамита».

Три с небольшим месяца спустя — еще одна казнь, и на сей раз на эшафоте оказались трое: крестьяне Лаврентий Филантьевич Зотов, Сергей Алексеевич Сальников и Василий Иванович Комаров. Все они были арестованы 25 декабря 1907 года: Зотова задержали после перестрелки с городовыми Шлиссельбургского участка, а Комарова и Сальникова — на зотовской квартире (Палевский пр., 16), где также завязалась ожесточенная перестрелка, в результате которой был убит околоточный надзиратель. Приговор Петербургского военно-окружного суда был приведен в исполнение в 5 часов 30 минут утра 25 января 1908 года.

Пора бы виселице передохнуть? Однако Петр Аркадьевич Столыпин, тогда министр внутренних дел и глава Совета министров России, считал иначе. Он был возмущен тем, что с момента казни Рогозинниковой «по С. — Петербургскому градоначальству и губернии был приведен в исполнение лишь один смертный приговор над крестьянами Лаврентием Зотовым, Сергеем Сальниковым и Василием Комаровым», а в остальных девятнадцати случаях смертные приговоры были заменены на более мягкие меры наказания. Например, студента Резцова, смертельно ранившего городового Байкова, заключили в крепость на три года (возможно, потому, что он приходился племянником петербургскому городскому голове).

Такой мягкостью правосудия Столыпин был просто разгневан, а потому писал великому князю Николаю Николаевичу о «затруднительном положении, в которое ставится правительство в этом отношении». А вот выдержка из другого письма Столыпина великому князю: «Грабительство и разбой, в которые вылилось в настоящее время охватившее Россию с 1905 года революционное движение, должны быть уничтожены беспощадно, и ввиду этого никакое снисхождение к деятелям такого рода, казалось бы, не должно иметь место».

Эта ли переписка возымела действие, или обстоятельства другие, но уже 17 февраля 1908 года в Лисьем Носу повесили сразу семерых. Всех их обвинили в подготовке покушения на великого князя Николая Николаевича и министра юстиции Ивана Щегловитова, преступники состояли членами Летучего боевого отряда партии социалистов-революционеров Северной области: сын придворного служителя Сергей Гаврилович Баранов, Елизавета Николаевна Лебедева, бывший астроном-вычислитель Пулковской обсерватории Всеволод Владимирович Лебединцев, крестьянка Анна Михайловна Распутина, мещанин Лев Сергеевич Синегуб, дочь подполковника бестужевка Лидия Петровна Стуре, крестьянин Александр Смирнов.

Арестованы террористы были в начале февраля; это стало результатом провокаторской деятельности знаменитого Евно Азефа. При аресте у троих террористов были найдены бомбы. Под суд были отданы девять человек, смертные приговоры были вынесены семерым. Петербургскому военно-окружному суду много времени на разбирательство не потребовалось.

И вот — Лисий Нос. Начальник Петербургского охранного отделения Александр Васильевич Герасимов вспоминал: «Потом мне говорил прокурор, официально по своей должности присутствовавший на казни террористов: «Как эти люди умирали… Ни вздоха, ни сожаления, никаких просьб, никаких признаков слабости… С улыбкой на устах они шли на казнь. Это были настоящие герои…»».

Эта казнь получила в обществе огромный резонанс; популярнейший тогда писатель Леонид Андреев написал вслед экзекуции прогремевший на всю Россию «Рассказ о семи повешенных». Всеволод Лебединцев, руководитель отряда, выведен в нем под именем Вернера; прототипом Муси стала Лидия Стуре, прототипом Тани Ковальчук — Елизавета Лебедева…

Кажется, это была последняя столь знаменитая публичная казнь в дореволюционной истории Петербурга, но экзекуции в Лисьем Носу продолжались и позже. Неслучайно столичный библиограф и писатель Сергей Рудольфович Минцлов отмечал в своем дневнике в начале января 1909 года: «Прежде, помню, когда должны были казнить убийцу начальника главного тюремного управления, я чувствовал себя неладно и даже плохо спал в ту ночь, все представляя себе рассвет и гнусную процедуру приготовления здорового человека к смерти.

Теперь читаешь и слышишь о ежедневных казнях десятков людей и обращаешь на них столько же внимания, как на брошенный газетный лист».

В том 1909 году число казненных в России было еще очень велико, 543 человека, но уже со второй половины 1910 года динамика пошла на спад, хотя никогда и не вернулась к показателям достолыпинских времен. В 1910 году в Российской империи казнили 129 человек, годом позже — 58, в 1912 году — 108, в 1913-м — 25. Частью этой статистики стал, например, эсер Александр Алексеевич Петров-Воскресенский, в декабре 1909 года взорвавший начальника Петербургского охранного отделения полковника Сергея Георгиевича Карпова: он был повешен в ночь на 12 января 1910 года; по сообщению газеты «Утро России», «в сопровождении воинского отряда Петров был отправлен на Лисий Нос, где приговор и был приведен в исполнение».

А Сергей Юльевич Витте так подытожил эту страницу российской жизни: «Я уверен, что история заклеймит правление Императора Николая при Столыпине за то, что это правительство до сих пор применяет военные суды, казнит без разбора и взрослых и несовершеннолетних, мужчин и женщин по политическим преступлениям».