Мой муж – Николай II. Дарите любовь… - Александра Романова Страница 44

С восхищением прочел «The wall of partition» и почувствовал себя отдохнувшим после такой книги.

Масса телеграмм по обыкновению.

Ольга будет обрадована и удивлена по случаю назначения ее шефом 2-го Кубанск. пластунского батальона. Я вспомнил, что два из них не имели шефов; я счел правильным дать ей 2-й, а Борису, который их всех там смотрел, 5-й бат.

Ну, прощай, моя душка. Да благословит Бог тебя и девочек!

Горячо целует тебя твой старый

Ники.

Александра Федоровна – Николаю II

Царское село

7 декабря 1916 г.

Любимый мой!

Ты не можешь себе представить радости Ольги, когда она получила твою телеграмму: она вся покраснела и была не в силах прочесть ее вслух. Она сегодня сама тебе напишет. Горячее спасибо, родной, за такой великолепный сюрприз – ей да и сестрам казалось, будто это день ее рожденья. Она тотчас же послала телеграмму своим пластунам.

Получил ли ты известия от Кирилла? До сих пор нет ответа на мою телеграмму, отправленную 5-го вечером.

Оказывается, Ирина опять больна, а потому Ксении пришлось отложить предполагавшуюся поездку в Киев. Так грустно за бедную, дорогую матушку. Мои сибиряки поздравляют тебя, а также Катя Озерова.

5 градусов мороза. Похоже, словно опять снег пойдет, очень пасмурно. Увы, мы очень плохо слышали голос Бэби по телефону. У Жильяра голос ниже, а потому лучше доносится. Надеюсь, что ты не слишком утомился и скучал вчера. Начал ли ты снова принимать иодин? Мне думается, это было бы тебе полезно. Я теперь всегда в 11 хожу к Знаменью, затем в лазарет, так как там немного раненых, и таким образом успеваю позаняться своими бумагами. Милый, распорядился ли ты, чтобы Балашеву был послан выговор? Пожалуйста, распорядись об этом, это самое меньшее, что ты можешь сделать. Осыпаю тебя поцелуями за твое милое письмо. Я не думала, что у тебя найдется время написать. Видела Коленкина в госпитале. Он целых 9 месяцев не был в отпуску. Они уже уехали и снова сидят в своих окопах.

Не могу больше писать сегодня, любимый мой ангел. Только об одном прошу тебя: отложи свидание с Треповым – я так боюсь, что он будет приставать к тебе и заставит тебя принять решения, на какие ты в спокойную минуту не пошел бы. Будь тверд насчет Калинина ради нас самих.

Распорядился ли ты о том, чтоб эта чудная телеграмма была напечатана? Она исключительно трогательно составлена и возымеет хорошее действие, как говорит Танеев и др.

Благословляю и целую без счета.

Вся твоя

Солнышко.

Дочери Николая II и Александры Федоровны – Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия. 1910-е годы

8 декабря 1916 г.

Солнышко мое любимое!

Представляю себе, как у вас там холодно, а здесь 5 градусов мороза, днем понижается до 3 градусов. Мы собираемся ехать в Новгород, как я тебе уже говорила. Мы сядем в поезд в субботу с ночи, выедем очень рано, в воскресенье утром будем на месте, пробудем там несколько часов, осмотрим церкви и, думается мне, несколько госпиталей, опять домой, проведя ночь в вагоне, а в понедельник утром прямо из вагона отправимся в лазарет – таким образом мы не упустим дела. Я пошлю за Ресиным и все ему скажу. Не помню, кто там губернатором, на этот раз не стану делать из этого тайны, чтоб увидеть побольше народа. Но я всегда так робею без тебя, мой дорогой! Мой милый, старый кн. Голицын (из комитета о наших военнопленных) в восторге от телеграмм из Астрахани и просил, чтоб они были всюду напечатаны. Другой кн. Голицын (Харьковский) выступил в Государственном совете, и совсем нехорошо, а моего поздравляли с этой речью. Он был вне себя и тоже находит, что таких людей следует лишать придворного мундира. Жаль, что ты не хочешь назначить сейчас Щегловитова. Он бы сразу тебе доложил об этом (если бы даже не смог остановить речей), и ты мог бы лишить их придворного звания, сейчас никакая строгость не может быть достаточна. Балашев заслужил строгое порицание, не будь снисходителен и слаб – прости меня, милый. Горячее спасибо за твое милое письмо, мой дорогой, такая радость получать от тебя вести.

Мы тоже много раз думали, что «таинственной рукой» мог оказаться жених, воображаю всеобщее волнение! Вновь увидеть тебя здесь будет таким счастьем! Дорогой мой, только поступи умно, вели распустить Думу, с Треповым будь тверд, как кремень, и держись Калинина, верного друга. Получила милые письма от Виктории и Джорджи. Они горячо благодарят за подарки.

А теперь – прощай, мой друг, сокровище мое. Благословляю и целую тебя без конца.

Твоя Женушка.

Будь стоек – будь властелином.

9 декабря 1916 г.

Мой ангел!

Большое, большое спасибо за твое милое письмо! Я рада, что тебе нравится эта прелестная английская книга; она действует так освежающе среди забот и огорчений этого мира. Мы сегодня вечером повидаемся с нашим Другом, я очень рада. У бедной Ани вчера страшно болела нога, нечто вроде Drachenschuss’a и ишиаса, она кричала от боли. Сейчас у нее Б., она сегодня лежит в постели, а потому я не знаю, сможет ли она завтра ехать. Мы берем с собой Настеньку, Ресина и Апраксина. Девочки ликуют, так как они любят спать в поезде, но мне будет грустно одной. Так мало сплю, когда тебя нет со мною. Жду Риттиха. Принимала Добровольского, много говорили о Мишиной Г. Общине и о сенате.

Бедный генерал Вильямс, страшно огорчена за беднягу! Пожалуйста, кланяйся бельгийцу от меня. Как идут дела в Румынии и вообще на войне?

Милый мой, прощай. Бог да благословит и сохранит тебя! Нежно тебя целую. Твоя

Женушка.

Получила письмо от Ирэн. Мосси потеряла двух сыновей, а теперь старшая пара близнецов находится в бою.

А. вчера видела Калинина. Он ей сказал, что Трепов сговорился с Родзянко распустить Думу с 17 декабря по 8 января, чтобы депутаты не успели на праздники покинуть Петроград и чтобы можно было здесь держать их в руках. Наш Друг и Калинин умоляют тебя распустить Думу не позже 14-го, по 1-е или даже 14-е февраля, иначе тебе не будет покоя, и дело не сдвинется с места. В Думе они боятся только одного – продолжительного перерыва, а Трепов намеревается тебя поддеть, говоря, что будет хуже, если эти люди разъедутся по домам и разнесут свои настроения. Но наш Друг говорит, что никто не верит депутатам, когда они поодиночке у себя дома, они сильны, лишь когда собираются вместе. Дорогой мой, будь тверд и доверься совету нашего Друга – это для твоей же пользы. Все, кто тебя любит, думают, что это правильно. Не слушай ни Гурко ни Григор(овича), если они станут тебя просить о коротком перерыве – они не ведают, что творят. Я бы не стала всего этого писать, если бы не боялась твоей мягкости и снисходительности, благодаря которым ты всегда готов уступить, если только тебя не поддерживают бедная старая женушка, А. и наш Друг; потому-то лживые и дурные люди ненавидят наше влияние (которое только к добру). Трепов был у двоюродного брата Калинина (у Ламздорфа) и, не зная, что это его родственник, говорил там, что 11-го едет к тебе и будет настаивать (нахал какой!) перед тобой на отставке Протопопова. Милый, посмотри на их лица – Трепова и Протопопова, разве не очевидно, что лицо этого последнего чище, честнее и правдивее? Ты знаешь, что ты прав, высоко подними голову, прикажи Трепову с ним работать. Он не смеет противиться твоему приказу, прикрикни на него. Милый, не приехать ли мне к тебе на денек, чтобы придать тебе мужества и стойкости? Будь властелином! Восстают против Калинина, потому что он закрыл собрания союзов – он был совершенно прав. Наш Друг говорит, «что пришла смута, которая должна была быть в России во время или после войны, и если наш (ты) не взял бы места Ник(олая) Ник(олаевича), то летел бы с престола теперь». Будь бодр: крикуны угомонятся – только распусти Думу поскорее на возможно более долгий срок – верь мне – ты знаешь, что Трепов флиртует с Родзянкой. Это всем известно, а от тебя он лукаво скрывает это из политики. Отправься к любимой иконе, наберись там решимости и силы. Постоянно помни о сновиденье нашего Друга. Оно весьма, весьма знаменательно для тебя и всех нас.