Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945 - Хью Тревор-Роупер Страница 44

В конце беседы они обсудили вопрос об именитых британских и американских военнопленных, которых удерживали в качестве заложников. Эти люди раньше находились в одном лагере на западе Германии, но, когда началось быстрое продвижение союзных войск, их отделили от других пленных и перевели в Австрию и Баварию, где они находились под надзором Бергера. Когда он собрался уходить, Гитлер, сидевший до этого за столом, поднялся. Все его тело сильно тряслось. «Дрожали его рука, нога и голова, и единственное, что он сказал на прощание, было: «Расстреляйте их! Расстреляйте их всех!» – или что-то в этом роде». Однако из этого рассказа неясно, кого следовало расстрелять – пленных или австрийских и баварских сепаратистов.

Был час ночи, когда Бергер покинул Берлин, содрогавшийся от огня русской артиллерии, и полетел в Баварию на четырехмоторном самолете Гиммлера. Другие обитатели бункера тоже уезжали. «Все, кто хочет, могут уходить! – сказал Гитлер. – Я остаюсь здесь!» Всю ночь люди группами отправлялись в Оберзальцберг. Это был последний акт великого исхода. Из Берлина бежали адъютант Гитлера Шауб, военно-морской адъютант адмирал фон Путткамер, два стенографиста Херргезелль и Хаген, две из четырех секретарш – фрейлейн Шрёдер и фрейлейн Вольф, и многие другие. Был среди них и одиозный профессор Морель. «Мне больше не нужны ваши лекарства», – сказал ему Гитлер на прощание, и профессор тоже отправился на аэродром. От имперской канцелярии тоже отошли три автобуса с беженцами. Остался только Мартин Борман со своим помощником штандартенфюрером СС Цандером и секретаршей фрейлейн Крюгер. Остался Борман не по капризу, а из чисто политических амбиций. Своим практичным умом он не одобрял мрачный спектакль гибели богов и поддержал генералов, которые убеждали Гитлера уехать. Но, так как Гитлер отказался оставить бункер, Борман не решился покинуть единственный источник своего авторитета и тоже остался в Берлине.

Еще одним человеком, покинувшим в ту ночь имперскую канцелярию, был генерал Коллер. Коллер сидел на своем командном пункте, когда раздался телефонный звонок и генерал Кристиан взволнованным голосом объявил, что в бункере только что произошло «событие исторической важности». Однако, когда Кристиан лично прибыл к Коллеру, его рассказ был настолько эмоциональным и путаным, что Коллер принялся разыскивать Йодля, чтобы уяснить картину, и нашел его в Крампнице. Йодль все рассказал, и Коллер пришел в отчаяние от этого прискорбного рассказа. «Когда бургомистр Лейпцига убил свою семью и застрелился сам, фюрер сказал, что это было «бессмысленное и трусливое бегство от ответственности» и что теперь фюрер сам делает то же самое». Йодль согласился. «Есть ли шанс, что фюрер передумает?» – спросил Коллер. «Ни малейшего», – ответил Йодль. Но самой главной новостью из всего рассказанного Йодлем для Коллера стало известие о том, что Гитлер возложил всю полноту власти на рейхсмаршала. Рейхсмаршал в тот момент находился в Оберзальцберге, а Коллер был его представителем в бункере. Лететь в Оберзальцберг и известить Геринга о новом повороте событий было его прямой обязанностью. «Он будет очень недоволен, если я этого не сделаю, а в радиограмме я не смогу ничего ему объяснить». Йодль согласился и с этим. В половине четвертого утра 23 апреля Коллер вылетел из Гатова в Мюнхен. У драмы появился новый сюжет.

В полдень 23 апреля Коллер прибыл в штаб Геринга в Оберзальцберге. Слово в слово он пересказал рейхсмаршалу свой разговор с Йодлем. От таких подробностей у Геринга глаза едва не вылезли из орбит. Он собрал группу адъютантов и советников и послал за Ламмерсом – руководителем аппарата имперской канцелярии и знатоком нацистского законодательства. Когда-то Ламмерс по влиятельности не уступал Борману. Оба изо всех сил старались выдвинуться, и в конце концов Борман сумел оттеснить Ламмерса, и теперь он был в общем-то весьма незначительной фигурой в нацистской иерархии. Геринг оказался в очень щекотливой ситуации. По декрету, он был полноправным преемником Гитлера; и теперь, если верить Коллеру, он, помимо этого, и устно возложил на него, Геринга, всю полноту государственной власти. С юридической точки зрения все было ясно. Геринг велел принести шкатулку, откуда извлекли текст гитлеровского декрета от июня 1941 года. Все согласились с тем, что содержание текста не допускало никаких двусмысленных толкований. Но как быть с Борманом? Все знали, что заветной мечтой Бормана было устранение Геринга как претендента на пост, который вот-вот окажется вакантным. Правда, все понимали, что в отсутствие других подходящих кандидатов никто не мог оспорить право Геринга, хотя любая неосмотрительность в этом деле могла стать фатальной. Геринг принялся осторожно лавировать, стараясь избежать возможных ловушек. «Мог ли фюрер за прошедшее с 1941 года время издать новый декрет, отменявший старый?» – спрашивал Геринг. Ламмерс ответил, что нет; если бы Гитлер издал какой-то новый декрет, то Ламмерс бы наверняка об этом знал. Президент сената Мюллер, личный помощник Бормана, присутствовал на этой встрече, но не вмешивался и не создавал никаких помех. Потом Геринг по очереди спросил у всех присутствующих, что они думают по этому поводу. Мнение было единодушным. Если сообщение Коллера было достоверным, то закон просто обязывал Геринга принять наследие Гитлера. После этого Геринг предложил направить телеграммы Гитлеру, а также Кейтелю, Риббентропу и фон Белову ^[164], чтобы заручиться их согласием с такой интерпретацией событий. С этим согласились почти все. Не согласились лишь Ламмерс, Мюллер и оберштурмбаннфюрер СС Франк, руководитель СС в Оберзальцберге, но это было лишь проявлением осторожности, а не выражением мнения.

Связаться с севером из Оберзальцберга можно было теперь только по радио. Геринг лично начал составлять текст радиограмм, но они в его исполнении получались такими многословными для такого вида связи, что составление их поручили Коллеру и адъютанту Геринга полковнику фон Браухичу. Геринг потребовал включения фразы «внутри страны и за ее пределами», так как был полон решимости, оказавшись у власти, немедленно начать переговоры с Западом, и если возникнет необходимость, то и отправиться на личную встречу с генералом Эйзенхауэром. Ведь, собственно говоря, Гитлер именно поэтому и передал власть ему, Герингу, сказав: «Если возникнет необходимость в переговорах, то Геринг справится с ними лучше, чем я». Кроме того, Геринг потребовал установления сроков ответа, иначе он мог дожидаться его вечно. Возможно, Гитлер был уже мертв. Окончательный текст получился просто восхитительным: