Невидимый фронт Второй мировой - Борис Соколов Страница 44

Тут не вполне ясно, имеется ли в виду антисоветская пропагандистская кампания в печати или начало боевых действий против Советского Союза. Но в любом случае ни 10, ни 15 апреля никаких акций не последовало, а транзитные поставки из СССР в Германию даже увеличились.

Харнак докладывал также об эвакуации населения из приграничных территорий: «Немцы эвакуировали Мемель. Познань и города Силезии объявлены зонами военной опасности первой очереди. Из генерал-губернаторства заканчивается эвакуация женщин и детей». Однако эвакуировать мирных жителей стали бы и при подготовке к отражению возможной советской агрессии.

«Старшина» тем временем сообщал со ссылкой на Герегора, офицера связи при Геринге: «Германская военная подготовка проводится нарочито заметно в целях демонстрации своего военного могущества. Гитлер является инициатором плана нападения на Советский Союз, считая, что предупредительная война с Союзом необходима ввиду того, чтобы не оказаться перед лицом более сильного противника. Началу военных действий должен предшествовать ультиматум Советскому Союзу с предложением о присоединении к пакту трех. Начало осуществления плана увязывается с окончанием войны с Югославией и Грецией».

Данная информация способна была только еще больше запутать советское руководство. С одной стороны, указывалось на то, что сосредоточение немецких войск на восточных границах Германии носит явно демонстративный характер. Следовательно, оно может преследовать цель либо отвлечь внимание от истинных планов Гитлера, в частности по высадке в Англии, либо запугать Советский Союз, чтобы вынудить его принять какие-то германские требования по переделу сфер влияния в Восточной Европе. Указание же на возможный ультиматум с требованием присоединиться к Тройственному пакту окончательно сбивало с толку. В ноябре 1940 года Молотову в Берлине было действительно сделано такое предложение, и оно вовсе не было отвергнуто. Советский Союз только оговорил возможность своего участия в пакте выполнением ряда условий, связанных в том числе и с укреплением советского влияния на Балканах. Зачем же нужен был ультиматум, чтобы принудить к тому, к чему Москва и так была готова?

От Шульце-Бойзена в апреле поступали и вовсе фантастические донесения. Со слов офицера штаба авиации Хольцхаузена он сообщал: «Тотальная война Германии против Англии и США не может быть выиграна, и поэтому необходимо заключение мира с ними. Чтобы сделать Англию более сговорчивой, необходимо отторгнуть Украину от Советского Союза. Захват Украины принудит Англию пойти на уступки. В случае необходимости возможно заключение мира с Англией, даже ценой принесения в жертву нацизма, а при неудаче в войне с СССР и самого Гитлера, чтобы „устранить“ препятствие к объединению цивилизованного мира против большевизма. Япония и Италия якобы не посвящены в эти антисоветские планы». «Старшина» также информировал: «В связи с успешным продвижением немецких войск в Ливии африканские победы стоят в центре внимания. Настроение кругов, ратующих за нападение на Советский Союз, несколько утихло, так как они получили новые надежды выиграть войну с Англией. Однако генеральный штаб с прежней интенсивностью проводит подготовительные работы для операции против СССР, выражающиеся в детальном определении объектов бомбардировок.

В генштабе сухопутной армии часть генералитета, по моему мнению, является зачинщиками и приверженцами антисоветской акции. К последним относится также Браухич. Племянник Браухича обер-лейтенант армии сказал, что пора кончить борьбу между народами Европы, а надо объединить усилия против Советского Союза. Подобные идеи исходят от Браухича…

Основной фигурой, движущей антисоветские планы немецкой военщины и части буржуазии, является Геринг. В противовес этому Риббентроп является противником этих планов. Разногласия между Герингом и Риббентропом зашли так далеко, что переросли в личную неприязнь между ними».

Главная неправда этих сообщений заключалась в том, что они создавали в Москве впечатление, что по вопросам дальнейшей стратегии в германском руководстве продолжается борьба. Сталин вполне мог прийти к заключению, что инициаторами разработки планов нападения на СССР является не Гитлер, а главное командование сухопутной армии и авиации. Фюрер же решения еще не принял и под влиянием успехов в Ливии может склониться к перенесению основной тяжести борьбы в бассейн Средиземного моря. В действительности к апрелю 41-го вопрос о нападении на СССР был давно уже решен Гитлером, который и был вдохновителем операции «Барбаросса». В генштабе германских сухопутных сил, находясь под впечатлением молниеносной победы над Францией, план нападения на СССР разрабатывали с большим энтузиазмом, чем в свое время план Западной кампании. Теперь генералы верили, что вермахт справится с этой задачей. Правда, и Браухич, и Гальдер указывали на рискованность операции «Барбаросса» с военной точки зрения, но надеялись, что Красную армию удастся разгромить в ходе быстротечной кампании, не допустив затягивания войны на востоке.

Геринг и Риббентроп вообще-то друг друга недолюбливали, но к плану нападения на СССР оба относились отрицательно, будучи сторонниками средиземноморской стратегии, призванной сокрушить Британскую империю. По утверждению современного биографа Геринга Генриха Гротова, рейхсмаршал «считал, что отказ от средиземноморского плана – серьезная ошибка Гитлера, что его решение готовиться к нападению на Советскую Россию чудовищно по своей сути… Геринг указал Гитлеру: то, что он планирует сделать – открыть второй фронт, – не соответствует взглядам самого Гитлера и противоречит тому, что он писал и обещал народу в „Майн кампф“.

Однако Гитлер был охвачен постоянно усиливающимися опасениями, перерастающими в невроз, что Сталин готовится напасть на Германию. Он сказал, что русские неожиданно разрешили немецким инженерам и офицерам посетить их военные заводы, производящие авиационные детали, двигатели и танки. Отчет, который они представили ему, Гитлеру, по возвращении, вызвал у него сильное беспокойство. Россия становится очень сильной, и Сталин проявляет в их отношениях все большую независимость. Германия должна торопиться, чтобы не оказалось поздно, и Советы не напали первыми.

– Мы разобьем русских до зимы, – сказал он.

В ответ Гитлер заметил, что даже если Германия сумеет разгромить русскую армию, война на этом не закончится. Русский народ никогда не пойдет на мир. И установить контроль над этой страной будет невозможно. Он просил Гитлера подумать о судьбе Наполеона.

На это Гитлер резко ответил, что Наполеон не имел сильнейшей танковой армии и самых мощных военно-воздушных сил, какие только известны миру…

На следующий день Геринг, переполненный тяжелыми предчувствиями, уехал в Каринхалле. Там он провел совещание с Эрхардом Мильхом и сообщил своему заместителю о решении Гитлера. Мильх не проявил ни сомнения, ни беспокойства, которые владели Герингом, решив, в свою очередь, что тот тоже одобряет русскую кампанию и полностью поддерживает фюрера. А вечером Мильх записал в своем дневнике, что эта затея, по его мнению, совершенно безумна и окончится она не зимой, а не раньше чем через четыре года».

Следующее сообщение Харнака, ссылавшегося на Шульце-Бойзена, еще больше запутало ситуацию: «В настоящее время генштаб авиации почти полностью прекратил разработку русских объектов и интенсивно ведет подготовительную работу для акции, направленной против Турции, Сирии и Ирака, в первую очередь против первой. Акция против СССР, кажется, отодвинута на задний план, в генштаб больше не поступают фотоснимки советской территории, сделанные с немецких самолетов». Это была дезинформация, с помощью которой германское руководство хотело прикрыть подготовку операции «Барбаросса».