Солдат. Политик. Дипломат. Воспоминания об очень разном - Николай Егорычев Страница 44

Накануне октябрьского (1964 года) пленума ЦК КПСС я встретил в Кремле А. Н. Косыгина сразу же по окончании заседания Президиума ЦК партии, на котором завершилось обсуждение ошибок Хрущева, допущенных им в последние годы руководства партией и страной. Я никогда ранее не видел Алексея Николаевича таким возбужденным, а точнее сказать – в таком приподнятом настроении.

Насколько мне было известно, Косыгин заранее ничего не знал о том, что готовится освобождение Хрущева. Алексей Николаевич был человеком очень осторожным, близких отношений с другими членами руководства не устанавливал, старался держаться подальше от политических игр в Кремле. По-видимому, эти черты его характера и манера поведения были выработаны в течение четырнадцати суровых и крайне опасных лет его работы под руководством Сталина.

Я не могу согласиться с теми, кто утверждает, что Косыгин был чистым технократом, далеким от политики. Скорее другое. Долгое время, находясь в составе высшего руководства партии и государства, он острее и глубже других разбирался в политических процессах, которые шли в нашем обществе. Именно этот богатый опыт, особенно в сталинское время, утвердил его в том, что бесполезно пытаться отстаивать свои политические убеждения: система безжалостно освобождается от людей принципиальных и независимых. И он работал честно и добросовестно, не на систему, а на благо народа. Работал грамотно, квалифицированно.

В предвоенные годы он поднимал легкую промышленность. Эвакуировал заводы и фабрики на восток в первые месяцы войны. В послевоенные годы занимался финансами, руководил Госпланом СССР, долгое время был заместителем председателя союзного правительства – одним словом, сложился как один из самых опытных руководителей Советского Союза.

В тот памятный день 13 октября 1964 года Алексей Николаевич не мог сдержать своих чувств. Он рассказывал, как остро и принципиально проходила дискуссия на заседании Президиума ЦК КПСС, как впервые лидеру партии и страны, в руках которого была сосредоточена неограниченная власть, откровенно высказали все нелицеприятное о его поведении и ошибках. Косыгин искренне поверил тогда, что курс XX и XXII съездов партии на демократизацию советского общества, от которого Хрущев стал постепенно отходить в последние годы, будет продолжен. «А это так важно для будущего нашей страны, – говорил он, – так хочется работать в полную силу».

Это был искренний, эмоциональный всплеск чувств человека, который более четверти века вынужден был подчиняться чужой воле, создавая о себе мнение, что он технократ, далекий от политики. Именно поэтому его держали в стороне от подготовки октябрьского пленума. Не из-за недоверия. Просто по целому ряду причин Косыгин вне политики многих устраивал больше, чем Косыгин-политик. А Брежнев уже тогда видел в нем потенциального соперника.

Косыгин лучше других видел ошибки Хрущева, его просчеты, занимая пост первого заместителя председателя Совмина СССР. В практической работе старался как-то положительно влиять на дела, не вступая в конфронтацию с Хрущевым. Тому тоже не нравилась позиция Косыгина.

Даже со стороны было видно, как Хрущев постоянно подавлял любую инициативу и самостоятельность Косыгина, желая видеть в нем лишь послушного исполнителя воли и указаний председателя. Не один раз на заседаниях правительства, пленумах Центрального комитета партии – а они проходили тогда во Дворце съездов в присутствии нескольких тысяч человек актива – Хрущев бестактно отзывался о своем первом заместителе. И все же не освобождал его, хорошо понимая, что более компетентного, работоспособного и честного человека ему не найти. Но работал Косыгин тогда со «связанными руками».

Освобождение Хрущева вселяло в Алексея Николаевича надежду на то, что теперь-то он сможет свободно проявить свои способности, полностью использовать накопленные опыт и знания. Ему тогда было шестьдесят лет, здоровье было хорошее, так что он имел все основания смотреть в будущее с оптимизмом. Однако в жизни все оказалось совсем иначе. И Косыгин, и многие из нас неверно оценивали Брежнева.

Трагизм положения Алексея Николаевича заключался в том, что, будучи председателем Совета министров СССР, отвечая за экономическое положение страны, он должен был проводить в жизнь решения политбюро ЦК КПСС, которые в итоге подрывали экономику Советского Союза, были непосильным бременем для народа.

Видел ли Косыгин, что огромные возможности плановой социалистической экономики зачастую используются не на благо, а во вред народу? Что страна все более милитаризуется, что ее огромные природные ресурсы распродаются, а сельское хозяйство разваливается, что экономическая помощь другим странам становится просто непосильной? Нет сомнения, что он все это понимал, старался как-то положительно влиять на общественно-политическое развитие, хотя работать ему было очень непросто.