Великие Моголы. Потомки Чингисхана и Тамерлана - Бембер Гаскойн Страница 44

Самая привлекательная черта этих садов – вода, ниспадающая с террасы на террасу, сбегающая по наклонным мраморным плитам и переливающаяся через край, словно прозрачное ледяное полотно; она падает на землю, но снова взмывает ввысь из фонтанов или отдыхает в глубоком пруду, окружающем со всех сторон какой-нибудь изящный павильон, к которому можно добраться лишь по каменному мостику, столь низко нависшему над прудом, что кажется, будто он плывет по воде. В принципе количество воды пополнялось из родников, но если этого оказывалось недостаточно, Моголы принимали соответствующие меры. В одном из садов Агры тридцать две пары волов работали неустанно, подвозя воду из колодцев, чтобы фонтаны играли постоянно. Кашмир был богат пологими холмами, и после таяния зимних снегов величественные естественные потоки, стекая по склонам, пополняли запасы воды.

Перед двумя большими садами в Сринагаре – один назывался Шалимар Баг, а второй Нишат Баг – простиралось озеро, а сразу за озером высились крутые скалистые холмы, весной все еще накрытые снежными шапками. Шалимар Баг, заложенный Джахангиром, примечателен обилием летних павильонов, установленных на черных каменных столбах-опорах с великолепной резьбой и окруженных водоемами с расположенными в них скамьями, к которым можно добраться лишь по выложенной из плоских камней дорожке. Расположенный поблизости Нишат Баг привлекает естественной красотой местности; он спускается к озеру рядом террас, по краям которых посажены красивые чинары, доставленные из Кашмира. Сад насадил Асаф-хан, и Джахангир выразил несколько болезненное удивление тем, как это нечто столь простое может быть таким прекрасным. В сорока милях далее, в Вернаге, находится впечатляющий образец природного источника, укрощенного на пользу садам Великих Моголов. Здесь берет начало река Бихар, изливаясь в широкий чистый водоем глубиной в сорок два фута (по тщательному измерению Джахангира) и с водой синей, точно летнее небо. Джахангир приказал построить вокруг водоема цепочку небольших купольных павильонов, а когда они были закончены, устроил здесь прием, предложив гостям вино и прекрасные персики, доставленные гонцами-скороходами из Кабула специально по этому случаю. В водоеме множество больших рыб; Hyp Джахан и Джахангир продели некоторым рыбам в ноздри золотые кольца. Когда Франсуа Бернье посетил Вернаг сорок лет спустя, он обнаружил, что самые крупные рыбы так и носили эти кольца в носу. Их потомков, кольцами не украшенных, можно видеть в водоеме и сегодня.

Но в тот год, 1627-й, даже Кашмир не помог императору. Астма его усилилась; он потерял аппетит; он выдержал лето, но возвращение на юг в Лахор далось ему очень мучительно. Он все еще старался развлекать себя спортивными упражнениями, и как-то раз ему устроили дневную засидку, и Джахангир сидел, положив мушкет на опору и дожидаясь, пока загонщики пригонят оленя под выстрел. К несчастью, один из слуг сорвался с обрыва и погиб, а Джахангир, для которого в другие времена зрелище насильственной смерти было вполне обычным, на этот раз был глубоко встревожен происшедшим, приняв его как знак того, что ангел смерти вот-вот явится за ним самим. Он утратил покой и даже не смог выпить стакан вина, за которым посылал слугу, – это произвело тяжелое впечатление на окружающих императора людей, как свидетельство серьезности его состояния. Три дня спустя после случая на охоте, 28 октября 1627 года, Джахангир скончался.

Несомненным проявлением слабости Джахангира было то, что он легко поддавался влиянию других людей. Те странные месяцы, когда он продолжал править империей, будучи заложником Махабат-хана, по сути дела, следует оценивать как логическое продолжение, reductio ad absurdum, [49]многолетнего пребывания на троне в качестве марионетки, ниточки которой дергала за сценой Hyp Джахан. Однако необходимо добавить, что беспорядки в империи в конце правления Джахангира не были прямым результатом его отказа от власти, но являлись неизбежным следствием порядка престолонаследия при Великих Моголах. Одним из величайших даров богини удачи для династии Моголов оказалось то, что два следующих один за другим императора, Акбар и Джахангир, взошли на трон, не имея сколько-нибудь сильных соперников в среде собственной родни, и что два этих правления продолжались в общей сложности семьдесят лет, в течение которых империя обрела стабильность. Смерть каждого следующего Великого Могола сопровождалась смутами куда более разрушительными, нежели восстание любимого сына Джахангира.

Беспорядки омрачили последние пять лет правления Джахангира, но предыдущие двенадцать, когда Hyp Джахан и ее окружение неизменно сохраняли свое влияние, страна хорошо управлялась и находилась в состоянии необычайного спокойствия. Продолжались все линии политики Акбара, и если говорить об ошибке, обязанной своим происхождением переделу сфер влияния в верхах, то она заключалась в недостаточно энергичном проведении этих линий. Дневник Джахангира полон мыслей об укреплении общественной справедливости и административного управления; в большинстве случаев он стремится следовать либеральным идеям отца, однако гораздо менее, чем Акбар, преуспел во внедрении этих идей в действительность. Акбар, по крайней мере, сделал глубокую зарубку на могучем древе чиновничьей коррупции и его чиновниках, неизменно росли запасы наличных денег, что увеличивало силу и престиж империи; при Джахангире взяточничество снова возросло, а денежный запас уменьшился.

Память об отце была доминирующей в сознании Джахангира-императора, точно так же как доминировала она в сознании Салима, когда он был наследником трона. Он ни разу не попробовал какой-нибудь новый плод, не пожелав, чтобы отец был жив и разделил с ним удовольствие; его величайшая радость при овладении Удайпуром или взятии крепости Кангры была рождена тем, что он совершил дела, которые хотел и не смог осуществить отец; он сознательно и с уважением принял постулаты религии Акбара и с одобрением писал в дневнике о принципах дини Ллахи и о необходимости «следовать правилам всеобщего мира независимо от верований»; он продолжил вечерние четверговые дискуссии Акбара. Он, как и Акбар, жаловал иезуитов, а его любимым святым человеком был аскет-индус по имени Джадруп, которого он при малейшей возможности навещал ради продолжительных рассуждений в «узкой и длинной норе», прорытой на склоне холма. Отшельник жил в этой норе без подстилки и без одежды, если не считать набедренной повязки. Религиозные воззрения Джахангира были по преимуществу импульсивными, в то время как у его отца они имели политическую подоплеку. Терпимость по отношению к другим религиям была у Джахангира связана с рецептивным качеством его ума, однако потрясение при виде какого-либо эстетически неприемлемого, с его точки зрения, предмета культа могло вызвать с его стороны несообразный поступок. Так, например, у озера Пушкар, священного места для индусов, Джахангир был оскорблен видом некоего идола, «фигурой, высеченной из черного камня, которая от шеи и выше являла собой свиную морду, а все остальное было как у человека». Джахангир приказал своим спутникам разбить «отвратительное изображение» и бросить обломки в воду; попутно было развенчано местное поверие, будто озеро это бездонное; измерив глубину, обнаружили, что она «нигде не превышает двенадцати локтей».