Вызов Запада и ответ России - Анатолий Уткин Страница 44

Как видно сейчас — по прошествии самого тяжелого (после «смутного времени») века, Россия нуждалась не в расширении своей территории, а в интенсивном внутреннем развитии. Впрочем, это было ясно и многим современникам. Два наиболее талантливых государственных деятеля России начала века, два премьера — С.Ю. Витте и П.А. Столыпин резко выступали против участия России в коалиционном противостоянии в Европе. Столыпин просил двадцать лет мира. В тон ему Витте полагал, что катастрофу влечет уже сама постановка вопроса, требующая выбора между Парижем и Берлином. С его точки зрения именно союз Петербурга с обоими антагонистами — Парижем и Берлином обеспечивал России два необходимых условия своего развития — безопасность и свободный контакт с Европой. С.Ю. Витте был убежден, что континентальный «союз трех» не только обеспечит России условия для развития, но и создаст предпосылки прочной взаимозависимости главных европейских стран, их последующий союз с Соединенными Штатами Америки.

Возможно самым трезвым и расчетливым в системе русского управления было министерство финансов, которое, вопреки министерству иностранных дел, стремилось все же закрепить союзные, дружеские связи с Западом. Первым среди политической элиты России это министерство завязало деловые отношения с Соединенными Штатами.

Мнение министра финансов, обладавшего в императорском правительстве России большим влиянием, всегда запрашивалось в случае крупных дипломатических инициатив. И, что характерно, с этой стороны практически всегда рекомендовалась сдержанность. Владелец русского кошелька понимал, сколь важны для русского развития иностранные инвестиции и иностранный технический опыт. И он хорошо знал, как бедно население, сколь незначительные суммы приносят налоги и сколь далек еще путь к западному уровню экономики. Любой русский министр между 1856 и 1917 годами знал, что содержание огромной военной машины ложится на страну относительно большим бременем, чем в любой европейской державе. Министры финансов от Ройтерна до Коковцова знали об опасности разрыва с Западом, о важности Запада в экономическом и культурном прогрессе России. Ничто не могло помешать сокращению дистанции между Россией и Западом более надежно, чем война. И они сопротивлялись военным устремлениям России.

Министр финансов Ройтерн противился участию России в войне с Турцией в 1877 г., он видел тяжесть непомерной внешней активности для незрелого промышленно-финансового организма страны. Наследнику Ройтерна Бунге достались лучшие времена — мирное царствование императора Александра III, но и он противился непомерным военным расходам, губительным для бедной в своей массе страны. В конечном счете это противодействие Бунге стоило ему министерского поста. Среди министров финансов императора Николая Второго противодействием военному росту отличался Витте. Самым приметным случаем его противодействия внешнеполитическим авантюрам было категорическое несогласие со схемами Нелидова, обещавшими России Константинополь, но тем самым ссорившими ее с Британией (1897 г.). Именно под воздействием Витте, категорически отказавшего в поддержке широкомасштабным планам модернизации русской артиллерии, царь внял идеям выступить организатором всемирной конференции по разоружению (1897 г.). Витте противился, тем кто пытался использовать сложности Британии с связи с бурской войной. Витте руководствовался основополагающим принципом: мир идет на пользу растущей России, война ставит этот рост под угрозу.

Именно в свете этой позиции он выступил против авантюр на Дальнем Востоке летом 1903 года. Он считал, что даже отступление перед японским напором выгоднее России, чем риск безумной растраты небогатых ресурсов. Летом 1905 года, после маньчжурских унижений, Витте писал главнокомандующему русскими войсками генералу Куропаткину, что в интересах России не следует пытаться играть лидирующую мировую роль, гораздо целесообразнее отойти на второй ряд мировых держав, организовывая тем временем страну, восстанавливая внутренний мир. «Нам нужно от 20 до 25 лет для решения собственных внутренних дел, сохраняя спокойствие во внешних делах».

Внутри России конкуренция европейского центра и Запада наглядно показывала слабость собственно русской промышленности. Нужны были годы труда, обучения, восприятия опыта, рационального использования природных ресурсов, чтобы поставить Россию в первый ряд гигантов мира. В начале века, накануне крестного пути России, Витте доказывал царю Николаю: «В настоящее время политическая мощь Великих Держав, призванных выполнить исторические задачи, создается не только духовною силой их народов, но их экономической организацией… Россия возможно более других стран нуждается в надлежащем экономическом основании ее национального политического и культурного здания… Наше недостаточное экономическое развитие может вести к политической и культурной отсталости».

Целью министерства финансов было развить русские ресурсы с европейской помощью. По существу, это министерство стало своего рода центром «позднего западничества».

Решая задачу сближения с Европой, Витте стоял перед проблемой финансирования русского индустриального развития. Возможно, если бы отношения России с Британией были лучше, он обратился бы к Сити. Но тяжелое наследие XIX века делало Россию и Британию почти «естественными противниками». Британское правительство и британские промышленники вовсе не желали помогать России в развитии ее поразительного потенциала, строить ее дороги, улучшать инфраструктуру будущего гиганта, который мог, «оборотившись», начать движение на юг, в направлении Индии. У Витте не было выбора, кроме как обратиться за финансовой помощью к Франции и Бельгии.

Россия уже начинала создавать свой центр экономического влияния. Он был слабым по сравнению с центральноевропейским, западноевропейским или американским, но он уже помогал России создавать прочную зону влияния там, где конкуренция с Западом отсутствовала, — в Северном Китае, Афганистане, Северном Иране, Корее. Такие образования как Русско-Китайский Банк служили твердой основой русского влияния. Но в те времена, в годы «ажиотации», «легкого» восприятия мировой эволюции, когда казалось, что колосс России непоколебим и будущее обеспечено в любом случае, скучных финансистов не желали слушать. Великие проблемы мира не решаются на конторских счетах. Мемуары этого времени лучше всего прочего свидетельствуют, как высокомерны и самонадеянны были наиболее важные фигуры этого периода. Царь Николай возмущался просьбами Витте оговорить более выгодные условия русского займа во время визита в Париж. Джентльмены не говорят о низком.

Основой привязанности России к общеевропейскому рынку министерство финансов считало конвертируемость рубля — его органическую связь с основными европейскими валютами. Эта конвертируемость была осуществлена С.Ю. Витте в 1897 году с введением золотого стандарта. Ради связи с Европой, с мировым рынком русское правительство шло на многие жертвы, в частности, стимулируя экспорт зерна в голодные годы. Ради сохранения русского экспорта министерство финансов использовало, помимо зерна, еще два экспортных продукта — нефть и сахар. В обоих случаях оно помогло русским экспортерам в создании картелей с иностранными фирмами. Русские нефтяные компании образовали картели с американскими партнерами.

Французский посол Бомпар отмечал, что Витте не верил в военные возможности России, в ее способность выдержать европейскую войну: вследствие этого он не мог придумать ничего более эффективного, чем союз с Германией. Но такой союз сам по себе сделал бы Россию сателлитом Германии, поэтому он настаивал на включении в этот союз Франции как третьего участника. В представлении господина Витте Германия олицетворяла собой силу, а Франция — деньги; укрепляя связи с этими двумя нациями, Россия получала благоприятную возможность пользоваться в своих интересах силой одной нации и деньгами другой, избегая при этом опасности подпасть под гегемонию обеих этих стран.