Порубежная война - Роберт Святополк-Мирский Страница 44

Органный мастер сеньор Джованни Сальваторе, сразу же переименованный в Московии в Ивана Спасителя, и еще чуть позднее просто в Ивана Фрязина (а чем он лучше других, таких же фрязиных, которые давно здесь живут?) при помощи людей, предоставленных ему Великой княгиней в количестве даже большем, чем ему требовалось (уж чего-чего, а людей-то в этом краю ни на что не жалели), успешно справился со свой задачей, и к первому марта 1490 года одна из Кремлевских палат была переоборудована в небольшой органный зал. Он был предназначен для слушания органной музыки исключительно высокопоставленными представителями кремлевского двора и, прежде всего, разумеется, великокняжеской четой: одно кресло, всем своим видом напоминающее трон с высокой спинкой, украшенной двуглавыми византийскими орлами — для Великого князя, второе чуть поменьше, но изящнее и тоже с орлами — для Великой княгини, — стояли в самом центре, в том месте, где звук, взлетающий к высоким сводам и отражающийся от стен, производил наибольшее впечатление. Чуть поодаль на почтительном расстоянии стояли еще десять уже не похожих на трон обычных кресел для бояр и приближенных и еще дальше обыкновенные лавки для свиты. Здесь расположились ближайшие доверенные лица Великого князя и Великой княгини, в том числе Паола, которая впервые с разрешения государыни привела своего жениха. Глянув на него искоса лишь один раз, Софья оценила красоту и привлекательность этого стройного молодого человека с необыкновенно правильными и приятными, истинно мужскими чертами лица, и в душе не только перестала удивляться любви Паолы к нему, но даже ощутила некую странную неуместную и неведомую доселе зависть.

Великая княгиня Софья всю вторую половину февраля подготавливала своего супруга к первому восприятию никогда прежде не звучавшей в Москве, да и во всем княжестве, необыкновенной, хотя и не очень православной, но изумительно красивой музыки.

Софья, еще будучи примерной католичкой, почти приемной дочерью папы Римского, вскоре после конфирмации, не раз стоя на коленях, и молитвенно сложив руки, в огромном соборе Петра и Павла в Риме, с восторгом и замиранием сердца слушала удивительные, волшебные звуки.

И вот теперь, первого марта, в специально подготовленной кремлевской палате состоялась встреча московской знати с органной музыкой.

Великий князь Иван Васильевич не без тщеславного удовольствия уселся в предназначенное для него удобное мягкое кресло, потрогал подлокотники, обтянутые нежнейшим итальянским бархатом, удовлетворенно покивал головой сидящей рядом в таком же почти троне-кресле супруге, расположился в нем поудобнее и стал рассматривать высокие блестящие трубки, взлетающие под потолок.

Чуть поодаль расселись удобно в мягкие кресла, испытывая непривычное удовольствие после жестких русских лавок, самые именитые бояре — среди них Патрикеев, Тучков, Ощера, Маммон и, впервые попавший в столь именитую компанию, архимандрит Симоновского монастыря Зосима, по прозвищу Бородатый.

После смерти в прошлом году престарелого митрополита Геронтия, место церковного московского владыки оставалось свободным, и Зосима мягко и осторожно к нему подбирался.

Никто из присутствующих даже и представить себе не мог, что этот высокий иерарх православной церкви занимает отнюдь невысокое место всего лишь брата третьей заповеди среди служителей тайной веры, которую он исповедует.

Внешне Зосима строго придерживался православия, выглядел благочестивым и разумным, чем особо понравился Великому князю, который все более и более склонялся в пользу Зосимы при беседах о предстоящем назначении главы церкви. Зосима и займет этот пост, но спустя еще полгода, а в этот вечер он впервые удостоился чести быть в столь высоком кругу и, возможно, с этого дня началось его восхождение к высшему сану…