Золотая лихорадка - Николай Задорнов Страница 43

Грузный невысокий человек господского вида, в очках и с припухшим лицом, вышел на отмель, обнажая лысеющую голову, и поклонился.

— Здравствуйте, мадемуазель!

— Здравствуйте! — ласково отвечала девица.

Матрос в лодке очнулся, поглядел блеклыми глазами.

На повороте, там, где перебутор, какой-то старовер в белой грязной рубахе и в полосатых штанах долго смотрел из-под ладони на лодку. Он закашлялся, словно что-то попало в горло, потом свирепо глянул на подошедших трех сыновей. Старика чуть не сбили с ног. Вровень с лодкой по берегу бежал старатель с лопатой. У него черные брови насуплены и глаза, как угли.

— Налим! — окликнули его.

Но парень, не глядя под ноги и спотыкаясь, все бежал вровень лодки, не обращая ни на кого внимания. Он стал тихо подсвистывать на бегу, как бы подманывая якорька.

Китайцы бросили работу, оставили свои лотки и столы, разогнулись.

— Ой-е-ха! — воскликнул китаец с бородкой и подпрыгнул. Он прошелся по берегу мелкими шагами, покачивая бедрами при невеселом смехе всей артели. Словно труженики хотели сказать своим смехом старшине, что нечего зря и мечтать о недостижимом.

Китаец с бородкой, изображавший женщину, вдруг взвизгнул. Кто-то из китайцев дал ему пинка.

Налим уже не бежал, а шел, словно зная, что дичь не уйдет, что на его свист зверь не может не отозваться.

— Какую-то несет! Нам в помощь! — сочно пропел сладкий женский голос.

— С отцом, что ль? — спросил другой.

У палатки стояла дебелая черноволосая женщина, с лицом, побитым оспой, в красном сарафане.

Чернобровый парень, проходя мимо женщины, перестал подсвистывать. За ним следом спешил толстяк в очках.

Черноглазый старовер остановил парня, загородив ему тропу лопатой, заглянул в лицо.

— Куда ты прешь, Налим?

— А ты куда? — схватив старика за бороду, отвечал парень. — Зараза!

Лысый толстяк согнулся и вприпрыжку побежал за лодкой, обгоняя старовера и Налима.

Река делала петлю. Тут оседают пески и течение бьет с большой силой, а потом стихает, как бы рассыпая воду веером по огромной песчаной отмели.

Лодка повернула и пошла к другому берегу. На отдалявшейся от нее Силинской стороне засвистели.

Старый матрос опять зашевелился. Ему лень было подыматься, но теперь оп решил, что надо будет припугнуть кобылку, всех сразу. Он поднялся и показал ружье.

Катя завидела Кузнецовский балаган и делянку, колодцы и промывочные устройства. Там работала целая артель. Значит, Вася пришел с отцом и со всей семьей. Ей стало страшно и стыдно, и она, держа к берегу, старалась пройти мимо и показать, что ничего не видит.

… Пески ярко желтели в тачке и в стенках широкого разреза и во взрытом забое. Желтая дорожка тянулась к бутарке, стоявшей в несущейся воде.

Васька бросил лопату, услышал усталый стук шеста о камни, выпрыгнул из разреза на траву и вошел в воду в больших болотных сапогах.

Кормщица быстрыми и страстными движениями погнала лодку прямо на него, смеясь и высвобождая лицо из платка.

— Отец, вставай!

— Здорово, Васька! — хрипло сказал матрос. — Отец тут?.. Акулы! — в сердцах молвил он, оглядываясь на другой берег.

Матрос выскочил из лодки и пошел наверх.

— Я приехала к тебе! — сказала Катя, подходя к Василию.

Она, как бы крадучись, прильнула на миг щекой к его груди.

— Палатку нам поможешь поставить? — Она вскинула на него чистые глаза.

На холме густо дымил костер. В воздухе становилось сыро, дым цеплялся за кусты.

— Сегодня дождь прошел. А у вас был дождь?

— Нет, у нас не было. Неужто у вас был? А мама здесь? — со страхом спросила Катя.

— Нет, мать не приехала. Отец вчера приехал с Федей. А я жду! Хотел по дороге заглянуть к тебе, да, видишь, не один, с артелью! Отец сегодня ездил на ту сторону к Федору Барабанову, повидал там знакомых, а вернулся невеселый…

Васька знал, что отцу сейчас не до гостей, и побаивался его.

— А что же ты опоздала?

— С тятей сладу нет, — отвечала Катя, — у нас спиртоносы стояли. Отец спрятал их лодки на протоке. А вся торговля шла у нас. Приезжали приискатели, и каждый угощал тятю…

— Я тебя больше никуда не пущу!

— Ой, как я боюсь твоего отца… Мне так стыдно, он ночевал у нас, а тятя выпросил самородок…

— Ты все еще помнишь?

— Отец и сейчас не трезвый. Нас у Гаврюшки угощали, и он рассказывал там про Синопский бой.

Течением несло вдали лодку с неумелым гребцом. Весла его неловко плескались.

— Возьми меня к себе! — сказала Катя. — Я без тебя жить не могу!

— Эй, Васька, дров мне наруби! — пробегая мимо, крикнула Татьяна.

… Федосеич сидел за дощатым столом с Егором. Катя помогала Татьяне хозяйничать, ломала сухие сучья для костра, перемыла посуду перед обедом.

— Дуня, подруга моя, красавица, скоро приедет, — сказала Татьяна.

Лодка пристала напротив стана Кузнецовых. Быстро поднялся на берег толстячок в очках. Засеменил к столу.

— Свои приехали? — спросил он Ваську, почтительно подергивая головой вниз и недобро пуча близорукие глаза. — К вам гости?

— К нам! — ответил Василий. — Пожалуйте, сосед, проходите. Вот и отец идет. Вы к нему?

— Да-с! Разрешите вам представиться, Егор Кондратьевич! Статский советник! Здесь зовут просто Советник.

Толстячок опять покосился на Катерину, жарившую рыбу на пруте.

— Ну раз ты советник, то и садись! Советуй! — сказал матрос. После китайской водки, выпитой на карауле, он снова опьянел с первыми глотками горячей ухи. — Кого тут только нет!

— Да, тут разная публика… Я бы хотел вам много важных сведений сообщить, Егор Кондратьевич. Мы все ждали вашего приезда…

Татьяна перехватила взор толстяка, брошенный на Катю, и подумала, что девка тихая, и не за ней ли хлещет этот пузач, и что в тихом омуте черти водятся.

Советник заметил, что Федосеич — старый знакомый Егора и как бы находится под его покровительством. Участок старого матроса где-то неподалеку.

А он-то спешил, хотел помочь ленивому служаке, показать, объяснить, даже захватил с собой китайского спирта. Толстяк теперь был рад, что предусмотрительно оставил ханьшин в лодке.

Сказав еще несколько комплиментов, он решил, что надо почтительно и своевременно ретироваться. Он расшаркался перед Татьяной, пошутил с Катей и заглянул ей в лицо, пригласил к себе в гости Егора и Федосеича, пообещал им показать кусок найденного горного хрусталя.