Книга на книжной полке - Генри Петроски Страница 43

Но наш взгляд приковывает строгий книжный шкаф на заднем плане гравюры, за правым плечом Дагдейла, который выглядит вполне современно. На его полках в беспорядке валяются свитки и книги, как переплетенные, так и непереплетенные. Ни один из переплетенных томов не стоит корешком наружу, но, возможно, самое интересное — это наличие и состояние непереплетенных книг. Становится ясно, в каком виде книги продавались в книжных лавках в то время, когда по ним ходил Пипс, и как по-разному владельцы обращались со своими покупками. Страницы книг Дагдейла свернуты и загнуты, как у журнала, который мы сегодня читаем и выбрасываем; может быть, так Пипс читал свою «дурную французскую книжицу». Очевидно, что Дагдейл совершенно не заботился о своих книгах вне зависимости от их содержания; скорее всего, ему и в голову не приходила мысль переплести их. Может быть, он читал эти книги только для развлечения, когда работал над очередным проектом, ради которого на столе лежало перо и стояла чернильница. Судя по всему, покончив с этим проектом, Дагдейл освобождал полки для нового набора непереплетенных книг.

Портрет английского антиквара Уильяма Дагдейла, 1658

Судя по состоянию книг на полках, Дагдейл переплетал не все свои книги. Название одной из переплетенных книг, лежащих на столе, написано на ее переднем обрезе

Впервые о том, что не все читатели хранят свои книги или даже хоть как-то заботятся о них, я узнал от профессора, который признавался, что, читая издания в мягкой обложке, вырывает из них нужные страницы. Он оправдывал это тем, что так избавляется от закладок, которые вечно выпадают, а еще я помню, что он говорил, будто таким образом облегчает свой багаж (последнее объяснение исполнено переносного смысла). Хочется верить, что все это было рассказано затем, чтобы шокировать юных студентов, которые, по его мнению, слишком уж серьезно к себе относились. Как бы то ни было, вряд ли кто-то из нас взял на вооружение эту практику, хотя то же самое делал английский физик XIX века сэр Гемфри Дэви. Если я правильно помню, Дэви объяснял свою привычку к порче книг тем, что вряд ли у него будет время прочитать какую-нибудь книгу дважды, так что лучше и не вводить себя в искушение. Дочь Клифтона Фадимена, который долгое время был экспертом клуба «Книга месяца», рассказывала, что отец, «чтобы книги в мягкой обложке, которые он читал в самолете, весили меньше, отрывал прочитанные главы и выбрасывал в мусорку» ^[256]. Говорят, что Наполеон Бонапарт, в карете которого была книжная полка, вышвыривал прочитанные книги из окошка ^[257].

Житейское отношение к книгам — как к предметам, предназначенным для чтения, а не для гордой демонстрации, — запечатлено и на знаменитом портрете Сэмюэла Джонсона кисти Джошуа Рейнольдса (1775) ^[258]. На этом портрете, прозванном «Моргающий Сэм», никаких книжных полок нет, но Джонсон смотрит, прищурившись, на непереплетенную книгу, страницы которой он перегибает так, будто это журнал или газета. После подобного обращения такую «книгу» едва ли можно было как следует переплести, но, похоже, в XVIII веке некоторые всеядные книгочеи так жаждали поскорее наброситься на свое последнее приобретение, что не могли подождать несколько дней, пока переплетчик сделает свою работу. Издательство «Оксфорд юниверсити пресс» продолжало выпускать «непереплетенные листы» (именно так они назывались в книготорговле) до конца XIX века ^[259], но постепенно эта практика сошла на нет: переплетение книг стало механизированным, и книжные магазины и читатели ожидали, что его возьмет на себя издатель.

Поразительно, насколько на портрете Дагдейла переплетенные листы не похожи на переплетенные книги. У листов деформированы края, а книги лежат прямо и плоско. Может быть, гравер погрешил против реальности, потому что старые переплетенные книги иногда тоже разбухали: их страницы впитывали влагу. Конечно, ближе к корешку страницы прилегали друг к дружке ровно благодаря нитям и переплету, но ближе к обрезу они распускались, как веер, особенно если книга хранилась в сыром помещении или подвергалась воздействию воды. Как уже говорилось, ранние ценные книги переплетались в массивные крышки и снабжались застежками в первую очередь именно для того, чтобы страницы лежали ровно: пергамент и велень в свободном состоянии начинают сморщиваться. Лежащей горизонтально книге добавляли весу тяжелые деревянные переплетные крышки: страницы как будто лежали под переплетным прессом. По этой же причине книги без застежек хранили на горизонтальных или слегка наклонных полках. Даже когда деревянные крышки обеспечивали достаточное давление, благодаря застежкам том сохранялся в аккуратном виде, а страницы оставались плоскими: книгу с застежками можно было ставить на полку и вертикально. (Поскольку бумага не так чувствительна к перемене влажности, как пергамент, для бумажных книг «не требовалось веса деревянного переплета, чтобы они оставались плоскими»; дерево заменил картон, получавшийся твердым в результате склеивания нескольких слоев бумаги ^[260]. Впрочем, некоторым книгам в мягкой обложке влажность все-таки вредит: мелованная обложка в сыром воздухе сворачивается, как биметаллическая пластина в термостате, реагирующая на изменение температуры.)

Как-то раз в одной университетской библиотеке ^[261], когда я бродил в одиночестве между стеллажей с редкими книгами, я наткнулся на множество книг XVI и XVII века, у которых передний край был в два-три раза толще корешка. Как мы знаем по портрету Дагдейла, книги в обыкновенных переплетах не всегда плотно стояли в ряду других книг и могли впитывать влагу, а потом было трудно снова сделать их плоскими, как те книги, о которых лучше заботились. Кроме того, многие книги, на которых раньше были застежки, со временем этих застежек лишились: какие-то износились, какие-то порвались. Поэтому передние края и разбухли. Те книги, у которых застежки остались — а таких примеров тоже полным-полно, — и через пятьсот лет сохраняют первозданную форму.

Соображения экономии также влияли на решение, нужно ли переплетать книгу (как раньше — на решение, нужно ли снабжать переплетенную книгу застежками). Габриэль Нодэ, библиотекарь кардинала Мазарини, собравший сорок тысяч томов, которые составили Библиотеку Мазарини, делился французским взглядом образца 1627 года на то, как экономить на переплетах: