Маятник бизнеса. Между орденом и тюрьмой - Виктор Бронштейн Страница 43

Дай Бог, чтобы и сегодняшняя ситуация, с абсолютно неожиданной, обжигающей и бьющей по голове цифрой, не переросла в болезненный град неприятностей. Не оказаться бы по случаю под колёсами бездушного и страшного своей железной силой карательного механизма, который, в отличие от поезда, не издаёт предупредительных сигналов, а подкрадывается исподволь, как хищный зверь.

Следующий удар, как и «град», не заставил себя долго ждать. Не раньше и не позже, именно в этот день зашёл самый интеллигентный и педантичный бывший долгожитель властных структур соседней области, который несколько дней назад вышел из СИЗО под залог в пять миллионов рублей, отбыв там одиннадцать самых несладких месяцев своей немолодой жизни. В Иркутск он приехал проведать свою девяностолетнюю мать и зашёл ко мне.

Из его рассказа я понял, что в тюрьме из него, к счастью, не выбивали нужные показания ни люди в погонах, ни подсаженные сокамерники. Более того, я сделал собственный вывод, что подсадные сокамерники имели задание помочь ему прежде всего как можно легче адаптироваться в тюремной камере. Спрашивается, откуда такое непонятное милосердие и забота? Может быть, к заслуженному и уже немолодому, в районе 65 лет, человеку у тюремного начальства и прочих силовиков, стоящих за этим «звёздным» для некоторых погон делом, проснулись христианские чувства? Вряд ли. Скорей всего, для показателей и для сумм предстоящих взяток важно довести дело обязательно до логического конца и как можно скорей. Повышение по службе ждать не любит. А обострение болезней, очень даже вероятное при жутком тюремном стрессе, и особенно летальный исход могут затянуть дело или, ещё хуже, поставить точку задолго до суда совершенно не в нужном месте.

Наверное, по этой же причине трёхместная камера была ещё и с маленьким персональным двориком, дающим возможность часа полтора каждый день всем троим накручивать круги лёгким бегом. И делать почти полноценную зарядку, причём главный старожил выступал как бы его персональным тренером, демонстрируя, как вместо тренажёров использовать тюремные решётки и другие нехитрые приспособления. Невольно представляю картину бега. Впереди два маститых тюремных долгожителя (срок в тюрьме не лимитируется, может быть и более десяти лет, пока тянется дело), а за ними рафинированный интеллигент — мой товарищ, хотя на маленьком круге, кто первый, а кто последний, трудно представить.

Года два назад они с женой в составе компании человек из двадцати пяти, отмечавшей мой юбилей в Израиле, ездили по святым местам. Помню, как гид — очень эрудированная евреечка, часто слегка спорящая с нашими батюшками, — утверждала, что у всех паломников обязательно происходят серьёзные перемены к лучшему. И действительно, один из гостей вскоре занял пост главы важного комитета в Государственной Думе, другой получил портфель министра. Правда, у остальных явных изменений не припомню! Но, наверное, как есть закон сохранения материи и энергии, так есть и закон постоянства Божьих милостей. Только порадовались за одних друзей-товарищей, как вдруг — гром среди ясного неба с задержанием третьего. Причём по странной для слуха статье, связанной не с получением взятки, а с пособничеством в её получении, а именно с консультацией, кажется, по телефону, данной из Москвы, где он работал последнее время, собеседнику, который находился далеко за Уралом. Как выяснилось, за телефонные советы полагается немалый срок, да ещё и мерой пресечения для всех участников дела избрали тюрьму.

И хотя был в «номере» у него и микродворик, и холодильник, и телевизор, и жене разрешалось, по-моему, ежедневно передавать горячую пищу и книги, совет моего приятеля был сверхлаконичен: делайте всё, чтобы быть подальше от депрессивных каменных мешков — тюремных камер. Они страшным пленом отгораживают тебя вдруг от любимых людей, от солнца и звёзд, от дождя, ветра, голубого неба, от дорогих сердцу улочек, от картин и музыки, от лесов и полей, от колосьев и трав — от всего главного, чем, собственно, и ценна человеческая жизнь, что единственное вспоминается при встрече с Господом, как это представлял, например, Иван Бунин: