Великие любовницы - Клод Дюфрен Страница 43

Потом прошли недели, месяцы, и время совершило свое безжалостное дело, которым оно всегда занимается: нет такой страсти, которая бы потихоньку не угасла, если те, кто ее разделяет, не стараются сохранить ее все с тем же рвением. Так поступала Луиза, но не король. Его тяга к наслаждениям вначале толкала его в объятия доступных девиц, от которых он хотел всего лишь получить приятные моменты, чтобы затем вновь вернуться к Луизе с возросшей страстью. К Луизе, всегда любящей, всегда верной… Но потом ему стало надоедать это безоблачное небо, эта безграничная любовь стала давить на него тяжким грузом… Оба рожденные Луизой сына умерли в младенчестве, как это часто случалось в те времена. Рождение в 1666 году девочки не очень обрадовало короля. Он никогда не испытывал к своим внебрачным детям той нежности, какую проявлял к незаконнорожденным отпрыскам его предок Генрих IV. Как и ее умершие братья, девочка рождена была тайно, и так же, как их, ее тайно отдали на воспитание госпоже Кольбер.

Помимо всего прочего, государственные дела все больше и больше занимали Людовика. Предстоявшая военная кампания требовала от него все больше забот, а он не собирался жертвовать долгом ради удовольствий… Короче говоря, молодой монарх создавал о себе легенду, лепил образ Короля-Солнца. Но не в обычаях блистательного монарха было скучать и не найти сразу же лекарства от скуки. И конечно, таким лекарством стала женщина. Франсуаза-Атенаис де Рошешуар, маркиза де Монтеспан появилась очень кстати, чтобы принять эстафетную палочку в виде сердца и разума короля у слишком нежной Луизы де Лавальер. В свои двадцать шесть лет маркиза была в полном расцвете своей вызывающей красоты. Жан-Кристиан Птифис рисует ее соблазнительный портрет по словам ее современников, которые описывали «ее божественный блеск, ее золотистого цвета длинные шелковистые волосы, ее огромные голубые глаза, ее тонкий породистый орлиный нос, ее маленький рот с белоснежной улыбкой, ее гибкое гармоничное и удивительно пропорционально сложенное тело…». Если добавить к этому живой характер, остроумие, виртуозность в шутках, доскональное знание всех придворных сплетен, которые она доносила до короля почти дословно, то можно понять, что у нее было достаточно средств для его обольщения. А главным ее козырем, против которого редкий мужчина устоит, была новизна отношений, нечто таинственное, неизведанное… Очень рано познав тайны мужского тела и души, она прекрасно умела внушать желание и не уступать, зарождать надежду, которая могла не сбыться, обещать и ничего не выполнять… Кроме того, она была замужем, что обеспечивало ей что-то вроде респектабельности, хотя в мужья ей достался пустой фанфарон, к тому же по уши в долгах.

Всего лишь за несколько недель эта сирена поймала короля в свои сети. Как же могла Луиза бороться против нее? Впрочем, она даже и не думала этого делать, ведь Атенаис с легкостью завоевала дружбу Луизы, которая по своей невероятной доверчивости попала в эту западню. Поскольку сплетники постоянно были начеку, вскоре придворные обратили внимание на новую пассию владыки Франции. Пока шли последние приготовления к войне против Испании, король, не принимая излишних мер предосторожности, искал встреч с Атенаис. Не уловив, откуда исходила опасность, Луиза все же почувствовала, что любовник отдаляется от нее, что несколько часов, проведенных с ней, продиктованы скорее вежливостью, чем стремлением получить удовольствие. Бедная Луиза почувствовала себя несчастной, и это не могло не отразиться на ее внешности: она похудела, осунулась, взгляд потерял прежний блеск, который притягивал к ней короля. Людовик отдавал себе отчет в том, что доставлял ей огорчение, но этот неисправимый эгоист не мог лишить себя того, чего хотел. И тогда, чтобы успокоить свою совесть, он стал осыпать Луизу почестями, которые походили на прощальные подарки перед досрочным прекращением контракта. В мае 1667 года он сделал мадемуазель де Лавальер герцогиней; в то же самое время Мария-Анна, дочь Луизы и короля, вышла из подполья: она была официально признана отцом и стала называться мадемуазель де Блуа, чтобы позднее стать принцессой де Конти. Но для свежеиспеченной герцогини де Лавальер эти почести имели горький привкус. У нее больше не оставалось иллюзий насчет своего положения, равно как и насчет чувств Людовика к ней. И вскоре бедняжка получила тому подтверждение, когда король после первой победоносной кампании на севере против испанцев попросил жену приехать к нему. На самом же деле речь шла о ширме для приезда Атенаис, ибо та должна была сопровождать королеву в качестве фрейлины.

Эта горькая правда была для Луизы как удар кинжалом в сердце! И это открытие подсказало нашей героине безумную мысль: она, мудрая, скромная женщина, всегда готовая отойти в тень, решила ехать в свите королевы, хотя никто ее не пригласил! И вот она влетела в карету и помчалась по дорогам. Можно себе представить, какой прием оказала ей королева, когда Луиза достигла пункта назначения… Мадам де Монтеспан и остальные фрейлины в один голос осудили это нарушение этикета. Мария-Тереза, следуя столь дорогой ей привычке, устроила сцену, упав в обморок от негодования! Но Луизе, как женщине, которая любит и слушает только голос своей страсти, не было никакого дела до условностей! Ускользнув от стражников королевы, получивших от той приказ удержать нахалку силой, она прибыла в лагерь короля под Авеном. Несмотря на свои еще довольно молодые годы, Людовик уже имел то самообладание, которое позволяло ему соизмерять свое поведение с его положением короля. И он встретил Луизу с тем высокомерным выражением лица, которым так часто и умело пользовался. Молодая женщина пришла в отчаяние, поняв всю безрассудность своего поступка. Ее покинула обычная для нее сдержанность – справляться с порывами сердца было уже выше ее сил. Людовик XIV понял это и спустя несколько часов пришел утешить Луизу в ее комнату. Мало того, на другой день он предписал королеве посадить в свою карету герцогиню де Лавальер. Мария-Тереза, проглотив унижение, подчинилась воле своего мужа и господина.

Этот поступок короля вселил в душу Луизы новую надежду, ей показалось, что вернулись прекрасные дни их первых свиданий… Как же она ошиблась! Ведь на самом деле никогда еще Людовик так не желал любви прекрасной Атенаис. И вот наступил момент, когда желанию, которое до того дня Монтеспан только разжигала в его душе, суждено было осуществиться. Во время пребывания в Авене, когда предупредительность короля дала Луизе возможность предположить, что он все еще любит ее, Атенаис капитулировала. Людовик был наверху блаженства – езда на «остров любви» явно удалась! Один из очевидцев этого события описывает его в довольно живописном виде: «В первый раз король остался с ней наедине совершенно неожиданно для нее. В одной комнате с ней жила мадам д’Одикур. Однажды вечером, когда мадам де Монтеспан легла спать первой, мадам д’Одикур, заранее предупрежденная, покинула комнату, переодевшись в платье служанки мадам де Монтенсье».

Король был счастлив тем, что ему удалось наконец-то добиться своего. Но на самом деле своего добилась Монтеспан. С той ночи она крепко держала свою августейшую добычу и не собиралась выпускать ее из рук. Это очень скоро стало ясно Луизе де Лавальер, но в своей страсти она черпала смелость надеяться на то, что пламень королевской любви снова вернется к ней, на что, по правде говоря, шансов было крайне мало. Действительно, Людовик навсегда соблазнился своей новой победой, а если он и продолжал оказывать знаки внимания официальной «королеве сердца», то лишь для того, чтобы бросить на нее подозрение королевы Франции. Как написал все тот же Жан-Кристиан Птифис, «Луиза начала свою карьеру в качестве канделябра Мадам, а закончит ее в качестве ширмы для Монтеспан». Рождение сына в октябре 1667 года не смогло вернуть короля к старой любви. Как и все предыдущие отпрыски этой парочки, новорожденный не получил права появиться на свет… при дневном свете. Правда, потом он выйдет из подполья и получит титул графа де Вермандуа. В своем письме дофину Людовик XIV так объяснил сие благодеяние: «Я подумал, что будет справедливо вернуть этому ребенку честь его рождения и дать его матери достаточное доказательство любви, которую я испытывал к ней на протяжении шести лет». Но это было для Луизы лишь слабым утешением. Одна только Мария-Тереза с тупым упорством продолжала верить в любовную связь мужа с Луизой. А все придворные очень быстро поняли, что вскоре им предстояло присутствовать при смене фаворитки. И сразу же стали вести себя соответственно. Когда Луиза проходила мимо них, на нее бросали насмешливые взгляды, отпускали иронические остроты. Все это стало для нее самым жестоким испытанием в жизни. Согласно тогдашней моде, пошли гулять стишки, правдивые и жестокие: