Империя. От Екатерины II до Сталина - Петр Дейниченко Страница 43

1942—1943 годы стали переломными не только в военном, но и в политическом отношении. Именно тогда Сталин пересмотрел уже привычные черты советской идеологии. Теперь Советский Союз виделся не столько центром мирового коммунистического движения, сколько наследником Российской империи.

Первые признаки такого поворота наметились еще в середине 1930-х годов, когда готовилась новая Конституция СССР. В тот момент Сталину нужно было обеспечить устойчивость своей власти. До сих пор эту гарантию давала ему роль верного продолжателя дела Ленина. Борьба с оппозицией показала, что Сталин – не единственный претендент на роль наследника вождя революции и лидера мирового коммунистического движения. Но вот роль Сталина как руководителя первого в мире социалистического государства никто не мог оспорить. В самом деле, под его руководством Советский Союз за двадцать лет из полностью разрушенной страны превратился во вторую индустриальную державу мира. О цене не спрашивали – люди тех лет прекрасно знали, чего это стоило, и гордились тем, что выдержали такие испытания. Жертвы считались неизбежными.

У. Черчилль, Г. Трумен и И. Сталин. Потсдам. 1945 г.

Со второй половины 1930-х годов Сталин сосредоточился прежде всего на укреплении советского государства. Тезис классиков марксизма об отмирании государства постарались забьнь как троцкистский и контрреволюционный. Рядовые члены партии, пополнившие ее состав после многочисленных «чисток», легко согласились с тем, что сильное государство необходимо, чтобы защитить завоевания социализма. С середины 1930-х годов был отвергнут «классовый подход» к изучению истории, и школьникам стали рассказывать не только о преступлениях русского царизма, но и о великих деяниях прошлого.

Поворот был связан еще и с тем, что людям понадобилась новая точка опоры. К середине 1930-х годов большевики не достигли ни одной из своих главных целей. Мировая революция и просто достойная жизнь для миллионов людей оставались такими же призрачными, как и в 1920 году. Между тем во имя торжества революции погибли миллионы людей, а другие годами влачили совершенно жалкое существование. Теория усиления классовой борьбы, оправдывавшая репрессии, быстро исчерпала себя. Новое поколение знало об «эксплуататорских классах» только по книгам, а вести дальнейшую войну с крестьянством значило обречь страну на голод. Терпение народа иссякало, и свидетельствует об этом увеличение размаха репрессий. Многие с сожалением вспоминали не только годы НЭПа, но и дореволюционное «мирное время». Жертвовать собой во имя светлого будущего мало кто хотел. И уж совсем не хотела жертвовать собой новая партийно-бюрократическая элита – раз уж не удалось построить это светлое будущее для всех, она строила его для себя.

Именно в этот момент и наметился поворот. Теперь священное место «мировой революции» занял умеренный русский национализм и своеобразное государственничество. Уже не партия определяла государственную политику, а интересы партийно-государственной номенклатуры определяли политику партии. Коммунизм стал лишь ширмой, прикрывавшей власть бюрократической элиты. Не случайно именно в эти годы некоторые лидеры белой эмиграции перешли к поддержке СССР – с их точки зрения, Сталин отказался от коммунизма и начал возрождать империю.

С началом войны коммунистическая идеология оказалась явно несостоятельной, поэтому в советской пропаганде времен войны ключевое место занимали национальные ценности. Всячески подчеркивалась преемственность Советского Союза как наследника царской России: демонстративным шагом стало введение в 1943 году погон, напоминавших погоны царской армии.