На грани мировой войны. Инцидент «Пуэбло» - Михаил Вознесенский Страница 43

Американцам велели снять свои военные лохмотья под настороженными взглядами нескольких солдат-конвоиров и одного дежурного офицера. На третий день заключения корейцы решили переодеть пленных и принесли их новую одежду. Грубое обмундирование ожидало их сложенным на столе, переодеться приказали быстро. В Северной Корее, как американцы успели заметить, люди или очень долго чего-то ждут, или делают что-либо очень быстро. Середины не существует.

Сначала они надели трусы и майки (хлопок с какой-то синтетической нитью), затем то, что в Америке назвали бы средней одеждой, потому что это было что-то среднее между женскими панталонами и кальсонами. С большим интересом они разглядывали тесемочные завязки, пришитые снизу к штанинам. Сверху они надели еще одну пару белья по-толще, затем брюки и что-то вроде британского кителя колониального образца, но с отложным воротником.

Американцев обескуражила одна пикантная особенность нового обмундирования. Дело в том, что ширинки имелись на всем, кроме ничего белья, поэтому всякий раз, справляя малую нужду, приходилось снимать все четыре слоя одежды. Каждый раз под осторожными взглядами конвоиров, более заинтересованных в максимально быстром возвращении заключенного в камеру, нежели в качестве мероприятия.

У всякого мужчины, имеющего за плечами действительную службу в Советской армии, все вышесказанное невольно вызовет улыбку. На самом деле, пленных экипировали по армейским нормам зимнего вещевого довольствия рядового и сержантского состава. Корейские интендантские нормы полностью идентичны нашим: нательные рубаха и кальсоны х/б; сверху такое же белье, но байковое. Завязки на кальсонах для US Navy, конечно, экзотика, а фактически — вековой опыт русского воинства. В полевых условиях пуговиц не напасешься. Что же касается трусов и маек, это белье летнее, которое у военнослужащих изымают с наступлением холодов. Корейцы, очевидно, немало размышляли, как экипировать людей из другого мира. И сочли, что американцам лучше оставить привычное им нижнее белье. Гуманность по отношению к себе американцы приняли за изощренное азиатское издевательство. Сатиновые «семейные» трусы. Без гульфика. Конфликт цивилизаций!

Ансамбль был дополнен древними прародителями кроссовок — баскетбольными кедами. Темно-зеленые кеды не очень гармонировали с темно-синими одеждами.

Один из вездесущих дежурных офицеров строго предупредил: заключенные обязаны постоянно носить полный комплект своей одежды, все пуговицы и кнопки должны быть застегнуты. Являясь послушными заключенными, Хейс и Рассел исправно потели немало длинных дней, пока однажды в камеру не зашел «Призрак», дежурный офицер, чтобы снова поболтать о жизни в Соединенных Штатах. В его представлении, Америка была огромным скопищем всяческих непристойностей и ничем более. Самыми любимыми темами — после Маркса и Ленина, конечно, — у корейца были большие скоростные автомобили и развратные женщины. Он спросил, зачем моряки натянули на себя всю свою одежду и как можно выдерживать такую духоту.

— Так нам приказали, — пожали плечами американцы.

«Призрак» рассмеялся и сказал, что это неправильно, им разрешено носить то, что удобно и соответствует сезону.

После ухода «Призрака» они стремительно разделись до нижних кальсон и впервые блаженствовали в камере, наслаждаясь сигаретным дымом, когда один из охранников ворвался в открытую дверь. Моряки уже привычно вскочили. Мальчишка в форме был молодой и такой сердитый, что у него даже не нашлось слов. Он выскочил и тут же вернулся с дежурным офицером, но уже другим. Офицер тоже разгневался:

— Почему вы разделись?

Рассел ответил, что им разрешили.

— Кто?!!

Это была серьезная проблема. Рассел сообразил, что если они назовут корейца присвоенной американцами кличкой, хорошего будет мало. Но какой дать словесный портрет — маленького роста, с раскосыми глазами, черными волосами и желтой кожей? Так они здесь все такие… Оставалось надеяться, что все обойдется короткой нотацией на тему, как они должны быть счастливы, получив новую одежду. Но разгневанный офицер вместо этого сказал, как они должны быть счастливы, что он принес им предметы первой необходимости! Это были — кусок хозяйственного мыла, полотенце для рук, зубная паста и зубная щетка.

А также туалетная бумага, выпушенная Народной фабрикой упаковочных материалов: плотный бумажный лист площадью больше квадратного метра, который в целях разумной экономии надлежало порвать на маленькие кусочки. По своим потребительским свойствам бумага не слишком отличалась от наждачной.

Бахья-Мотель.

Сан-Диего, Калифорния.

26 января 1968 года.

В ночь с четверга на пятницу впервые удалось относительно спокойно поспать до самого утра. Однако уже в 07.30 всех разбудил звонок из «Сан-Диего Юнион». Газетчики рассказали, что по каналам международных агентств распространяется фотография из Пхеньяна, на которой изображен Бучер, подписывавший признание в шпионаже против КНДР. Фотографию обвешали прислать с посыльным через час, но журналисты предупредили, что качество снимка очень плохое. Чья-то фигура что-то якобы подписывает. Кто и что, разобрать невозможно… Не затруднит ли миссис Бучер сделать заявление? Нет-нет, никакого фотографирования. Пит или не Пит, вот в чем вопрос! Заявление супруги коммандера будет немедленно переправлено агентству ЮПИ, газета берет это на себя.

Репортер Фрэнк Салдена предложил, чтобы Роза и ее ассистенты определились с доверенным представителем для Пита, когда он вернется. Дело, он сказал, заварилось очень крупное, и коммандер определенно будет нуждаться в квалифицированной правовой помощи — и в ожидаемой Следственной комиссии, и в конце концов в отношениях со СМИ. Это был здравый совет, Алан и Роза уже осознали, что нуждаются в юридической зашите, но не знали толковых адвокатов. Фрэнк объяснил, что масс-медиа — это бизнес, в котором Роза и Пит имеют потенциальное право на значительную долю прибыли. Бесконечно далекие от меркантильных соображений, они уяснили смысл; правда, в конце концов прибыль оказалась мизерная.

Накануне поздно вечером позвонил Дэйв Ли и попросил Джин Хэмпфилл переговорить с Розой — не согласится ли та уделить ему еще некоторое время для уточнения ее ответов. Джин знала, что обязательная и пунктуальная Роза очень переживала, что разговор с редактором журнала «Тайм» получился скомканным и коротким. Дэйв приехал в пятницу утром, и интервью продолжилось в теплой расслабленной атмосфере. Роза даже разулась и привычно сложила ноги на кофейный столик — впервые за все дни нервотрепки. Интервью длилось несколько часов.