Древний Египет. Храмы, гробницы, иероглифы - Барбара Мертц Страница 43

Каковы бы ни были причины, Хатшепсут не вела войны. Стало быть, в традициях детективных историй, мы можем спросить, кому больше всего была выгодна война, после самого царя? Ясно, что от щедрости победителя больше всего могли выиграть Амон и его жрецы. Внезапное благоволение бога к Тутмосу могло объясняться тем фактом, что царь успешно убедил значительную часть жрецов, что Амон будет купаться в золоте, если ему, царю, будет позволено править Египтом. Можно вообразить себе совещание в какой-нибудь темной келье храма Амона; молодого человека с горящими глазами над великолепным тутмосовским носом, который так красноречиво поддерживал свои притязания на трон, наклоняясь вперед и энергично жестикулируя; группу стройных бритоголовых жрецов в снежно-белых хлопковых одеждах, их поначалу бесстрастные лица, а затем… Без слов, кивок головы тут, задумчивое почесывание подбородка там…

Разумеется, это исторический вымысел. Существует разница между теорией и возможностью: обе не должны противоречить известным данным, но честная теория должна иметь за собой нечто вроде подтверждения. Пока новые факты не выйдут на свет, не может быть никакой теории падения Хатшепсут, поскольку тому нет доказательств любого рода. Поэтому египтологи, ввиду отсутствия чего-либо более солидного, иногда обращаются к историческому фантазированию. Как слабое оправдание моей собственной склонности к вымыслу я могу только добавить, что я тут не одинока.

Так окончилось правление женщины-фараона. Были и другие правящие царицы в Древнем Египте, некоторые из них даже принимали царский титул. Но ни одна не правила целое поколение без оппозиции и ни одна не поднялась на трон, растоптав амбиции такого человека, как Тутмос III. Некоторые ученые видят в этой великой династической ссоре более глубокое значение в терминах политической философии. Сторонники Хатшепсут были «партией мира», а Тутмос сам по себе составлял солидную «партию войны». Одна выступала за рост через торговлю и экономическое развитие, другая – за господство через завоевание. Разумеется, эти контрастные позиции были результатом; но сомнительно, что они когда-либо открыто выражали идеологию или лозунги двух противостоящих партий. Мы склонны рассматривать их скорее как неизбежное выражение личности протагонистов. Кем бы ни была благороднорожденная египтянка, она была не амазонка. Когда она сопровождала своего повелителя на охоте, она скромно сидела у его ног и подавала ему стрелы; никогда она не сопровождала его на войне. Нет свидетельств, что Хатшепсут когда-либо желала нарушить эту традицию – даже если это была единственная традиция, над которой она никогда не издевалась, – и еще меньше свидетельств, что попытка могла бы ей удаться. Тутмос III был воитель по природе, если не по воспитанию, ибо вряд ли Хатшепсут смотрела на его военное обучение с большим энтузиазмом. Естественно предположить, что его военные склонности только усиливались благодаря отсутствию у ненавистной тетки способностей в этом отношении.

Они поднимаются к нам как равные, каждый уникален по-своему. Ни один из наследников не пытался замарать славу Тутмоса, а его покушения на имя и славу Хатшепсут расстроены уравнительной силой времени и блестящими достижениями современной науки. Каменная кладка, в которую он заключил могучие обелиски, осыпалась, и археологи восстановили имя Хатшепсут на стенах ее храма. То был единственный акт мелочной мести во всей карьере Тутмоса III, лишенной проявлений злобы и вспыльчивости. Зная, что пришлось ему вынести, мы многое можем простить. Не можем мы и осуждать Хатшепсут за ее грехи против обычаев эпохи – это не наши обычаи. Возможно, в конце ее развратила власть, более абсолютная, чем любая из известных современному миру, ибо она была подкреплена доктриной божественной царской власти. Но будем помнить, что, к чести ее, женщина-фараон никогда не поддалась последнему искушению – убийству. И какому искушению! Особенно когда слабенький мальчик рос в силе и мудрости… Как легко порочные полуночные мысли вползают в умы правителей, мужчин и женщин, когда их троны опираются на такую жидкую софистику, как та, которая поддерживала Хатшепсут на троне Гора. Думала она об убийстве или нет, мы никогда не узнаем. Но мы знаем, что она умерла, а Тутмос выжил. Исходя из этого простого факта, мы многое можем себе представить.

ПРОБЛЕМА ХАТШЕПСУТ

Схватки между учеными выглядят весьма забавно в глазах профанов, да и самого ученого мира, с возможным исключением их участников. Зрелище двух почтеннейших джентльменов, осыпающих друг друга бранью по поводу неточного употребления глагольной формы или обломка разбитого горшка, с применением эпитетов, которое следовало бы ограничить политическими дебатами, по сути своей смешно и потому развлекает публику. На деле поводы для подобных споров ничуть не более абсурдны, чем поводы многих войн, если учесть, сколько ставится на кон; но трагичность войны, исключающая любую возможность юмора, кроме самой мрачной его разновидности, отсутствует в академических битвах. Они редко опускаются до насилия, разве что вербального характера.

Одна из самых ожесточенных стычек на академических полях сражений развернулась в конце XIX века по вопросу о Хатшепсут. Пусть неосмотрительного читателя не обманет природа вопроса. В мозгах египтологов проблема состоит не в том, почему Хатшепсут делала то, что она делала, или как ей это сошло с рук. Проблема состояла в основном в том, что именно произошло и когда. Историческая последовательность событий, которую я обрисовала выше, стала теперь общепринятой, но на подходах к ней не обошлось без серьезных баталий.

Противниками в этой битве были Курт Зете, с одной стороны, и Эдуар Навилль – с другой. Зете был одним из лучших египтологов Германии, а это говорит о многом. Он выпускал авторитетные труды по египетской истории, филологии и религии; его работа о египетском глаголе до сих пор остается классикой. В случае Хатшепсут он был обманут особенно удобной теоремой, и его версия последовательности Тутмосидов на престоле принята многими хорошо известными египтологами.

По внешности Зете был популярным стереотипом ученого: маленького роста и с высокопарными манерами, хотя он был способен на глубокую и теплую привязанность к близким друзьям. Швейцарец Навилль был полной противоположностью Зете: большой экспансивный человек, упрямство которого его оппоненты не без оснований могли бы назвать тупоголовостью. Когда высокопарный немец и тупоголовый швейцарец сталкивались в конфликте, они сталкивались лоб в лоб.

Зете интерпретировал факты, опираясь на допущение, что когда имя царя А выскоблено из надписи и заменено именем царя В, тогда царь В должен следовать за царем А. Без сомнения, это звучит разумно. Но когда Зете применил свое правило наследования к Тутмосидам, у него получилась следующая последовательность:

1. Тутмос I.

2. Тутмос III.

3. Тутмос III и Хатшепсут, правящие совместно.

4. Тутмос III, правящий единолично после смещения Хатшепсут.

5. Тутмос I и Тутмос II как соправители, сместившие Тутмоса III посредством государственного переворота.

6. Тутмос II, правящий единолично после смерти Тутмоса I.

7. Хатшепсут и Тутмос III снова – государственный переворот.