Вольф Мессинг. Экстрасенс Сталина - Вадим Эрлихман Страница 43

Михаил Васильевич Хвастунов, среди друзей известный как Михвас, родился в 1920 году, провоевал всю войну, а потом занялся журналистикой. Отдел науки «Комсомольской правды», которым он руководил с 1956 года, регулярно публиковал сообщения о «летающих тарелках» и прочих чудесах. Некоторые из изобретенных там сенсаций, вроде доисторической рептилии, будто бы живущей в якутском озере Хайыр, до сих пор будоражат воображение любителей таинственного. Хвастунов был человеком увлекающимся, склонным фантазировать и при этом обладал, что называется, легким пером — самый подходящий кандидат для обработки мемуаров Мессинга. Какие-то их детали он наверняка домыслил сам, но основные эпизоды, без сомнения, принадлежат самому Мессингу, дублируясь в воспоминаниях Лунгиной и других знакомых телепата.

И. Шенфельд, разоблачая Мессинга в своей «документальной» повести, не пощадил и Хвастунова: «Михвас был видным журналистом и ловким «популяризатором» в разнообразных отраслях науки. Он выпустил большую серию «Человек и Вселенная». С Вольфом Мессингом же он встретился, когда составлял брошюру «Человек наедине с собой». Хвастунов сообразил, каким бестселлером могла бы стать книга Мессинга о самом себе. Но поскольку Мессинг был полуграмотен, а в русском языке более чем слаб, они заключили договор, по которому Хвастунов выговорил себе восемьдесят процентов всех гонораров за «литературную обработку» материала (!). Он затворился с Мессингом в своей подмосковной даче и там в течение недели пытался выжать из того хоть какие- нибудь мало-мальски сенсационные воспоминания. Но воспоминания Мессинга, как мы знаем, вовсе не соответствовали его всесоюзной славе и ходившим о нем легендам. Надо было изобрести новую биографию о блистательной карьере, которая началась. как у Геракла, чуть ли не с пеленок — благо ремесло фальсификации биографий для знатных особ в Советском Союзе было широко распространено».

Это просто клевета, основанная на слухах, — хотя Хвастунов (как и Мессинг) привык вольно обращаться с фактами, за обработку мемуаров он взялся отнюдь не из жажды наживы. Искренне влюбленный в науку, он был уверен, что дар Мессинга нуждается в изучении, и намерен был приложить для этого все усилия. Это подтверждает и Михаил Голубков, считающий, что телепат отверг предыдущих кандидатов именно из-за того, что их интересовали только деньги, а с Хвастуновым согласился работать, почувствовав его бескорыстный интерес.

Б. Соколов приводит в своей книге воспоминания старшей дочери Хвастунова Натальи (сводной сестры Михаила Голубкова), из которых видно, как шла работа над мемуарами: «Мне тогда было 13 лет. Писали эту книгу так: мы с Мессингом поселились на нашей даче в Барыбино на две-три недели, а отец приезжал к нам и работал с Мессингом. В ту пору там было безлюдно, в поселке почти никто не жил. Я боялась, что Вольф Григорьевич читает мои мысли, и думала о всякой чепухе. Мессинг понимал это и только улыбался. Помню такой случай. Мы собирались утром пойти с ним на рыбалку. Я боялась, что просплю — встать надо было в шесть часов утра. Вольф Григорьевич успокоил, что он меня разбудит. И я проснулась ровно в шесть утра, свежая, отдохнувшая и легко встала. Он уже покашливал за дверью, и я уверена, что он разбудил меня телепатически.

Мессинг жил на нашей даче две или три недели. У меня незадолго до этого, в мае 1963 года, умерла мама. Отец несколько раз, не каждый день, приезжал и оставался на ночь. Он сказал мне, что Вольф Григорьевич приедет на такси. Я удивилась: почему не на электричке? Приехать в те годы из Москвы на нашу дачу на такси — это было нечто. Машин тогда было мало, поездка за город стоила дорого. Папа ответил, что Мессинг так воспитан, что в электричке не сможет сидеть, когда женщина стоит, уступит место, и ему весь путь придется простоять на ногах. Он был очень вежлив. Чувствовалось дореволюционное воспитание, какого у нас уже не было. Никто его на нашей даче не запирал, как утверждал этот человек (Шенфельд. — В.Э.), он сам изъявил желание отдохнуть за городом. И никаких денег себе папа не требовал. Он был бескорыстным человеком. Я присутствовала при их беседах во время написания мемуаров. И отцу, и мне было очень трудно уразуметь, откуда у Мессинга такие способности».

Наталья Михайловна вспоминает: «Не могу сказать, что мне с Мессингом было интересно. Не помню интересных разговоров с ним. Притом, что с другими друзьями отца — Ярославом Головановым, Рэмом Щербаковым и др. — интересные разговоры были. В течение 2–3 лет Мессинг был другом дома. Несколько раз мы были у них дома, а у нас на Беговой они бывали постоянно. Жены Мессинга тогда уже не было в живых, он был вместе с ее сестрой Ираидой. Эпизоды биографии Мессинга отец старался проверить. Они много говорили о Хануссене и романе Лиона Фейхтвангера «Братья Лаутензак». Мессинг говорил, что в романе очень точно описан механизм ясновидения. Отец хотел выяснить у Мессинга: «Как Вы чувствуете все это?» Он уговаривал Вольфа Григорьевича встретиться с учеными. Позиция отца заключалась в том, что этот феномен надо изучать. Но Мессинг всячески уходил от этой темы, хотя прямо и не отказывался. Он говорил: «Я не хочу быть подопытным кроликом». В конце концов, размолвка между ними наступила именно из-за попыток устроить встречи с учеными, хотя я не уверена, что только из-за этого они поссорились. Отец считал, что как человек Мессинг обладает средними способностями и возможностями, исключая его дар. Это — не слишком умный человек, любитель театральных сцен, трюков, эффектов». То же говорил Михаил Голубков: «На отца Мессинг произвел впечатление не очень умного человека, хотя и человека исключительной гениальности. Он действительно обладал этим даром — читать мысли и предсказывать будущее».

Надо сказать, что все члены семьи Хвастунова, которых близкое общение с Мессингом, казалось бы, могло убедить в отсутствии у него сверхспособностей, твердо считали, что такие способности у него были. Сам Михвас, увлеченный паранаучными явлениями, верил в дар Мессинга еще до встречи с ним. Наталья Хвастунова вспоминает: «Когда Мессинг пришел впервые к нам в гости домой, папа его попросил: «Вольф Григорьевич, пожалуйста, в нашем доме без чертовщины». Сказано было с улыбкой, но и серьезно. Иногда Мессинг срывался и начинал предсказывать, но по мелочам. Отец не хотел, чтобы тут демонстрировались телепатические или ясновидческие способности». Однако несколько удивительных случаев дочь журналиста все же вспомнила: «Помню, в нашей квартире, на Беговой, гости расходились на Новый, 1966 год. Транспорт уже не ходил, и все волновались, как они попадут домой. Мессинг успокоил: не волнуйтесь, заверните за дальний угол дома. Через десять минут туда подъедет такси и всех заберет. Так и случилось. Правда, уехали только те, кто в такси поместился, а остальным гостям пришлось идти пешком. Мессинг не сомневался, что обладает уникальными телепатическими способностями. Отец тоже не сомневался. И я не сомневаюсь».

О работе над мемуарами вспоминал и Рэм Леонидович Щербаков, друг Хвастунова и сотрудник его редакции: «Работал Михаил Васильевич напористо и самозабвенно. Так что поначалу Вольфу Григорьевичу приходилось часто бывать на Беговой улице «по долгу службы», а потом он привык и привязался к нашей молодежной кампании, собиравшейся у Михваса что-то обсудить, отметить или просто потрепаться. Мессинг жил в своем мире, привык к нему и не находил нужным кого-либо воспитывать или образовывать. Попытка разгадки, намеченная в этой книге, принадлежит, скорее всего, литобработчику — Михвасу. Мессинг не был склонен к теоретизированию. Человек он был конкретный, заземленный и начисто лишенный фантазии. По его собственному выражению, он был «больной на точность». Если Вольф Григорьевич обещал быть в семь часов, то по звонку в дверь можно было ставить часы. Все эти человеческие качества заставляют относиться к его рассказам с полным доверием, как бы удивительно они ни выглядели». Таким образом, опытный журналист Щербаков тоже подпал под обаяние Мессинга и счел все его фантазии бесспорными фактами.