Одесская сага. Троеточие… - Юлия Артюхович (Верба) Страница 43

Седьмое ноября в этом году было на редкость холодным – градусов пять от силы. Поэтому вся демонстрация в Одессе прошла на удивление очень бодро и быстро. Нила вернулась домой до полудня и поставила чайник.

– Мам, сейчас же стол! Мы уже почти все накрыли! – крикнула из комнаты Люда.

– Та дай согреться! Там дубарь такой! Я околела уже.

– Так выключи чайник! Давай я тебе рюмку для сугреву налью, – повернулась к дочери Женя с полотенцем на плече: она домывала в ледяной воде кастрюли после готовки. – Вон у меня тоже уже пальцы буквой зю.

– А мне нальете? – раздался голос из коридора. Нила выглянула – там стоял Ваня Беззуб. Лицо от систематической синьки – как подушка.

Нила заулыбалась:

– Ух ты! Ваня! Вот так сюрприз! Разувайся, проходи!

Женя не спешила выходить к гостю. Она вытрет руки белоснежным вафельным полотенцем. Потушит беломорину о край умывальника и медленно выпьет свою приготовленную рюмку: – Анечка, земля тебе пухом.

За столом чувствовалась общее напряжение. Ваню последний год никто не видел, да и не искал. На поминках Аньки Ксюха в сердцах все расскажет про недостойного алкаша.

Судя по виду – наглаженный, как на парад, но старый и заношенный костюм с лоснящимися рукавами, застиранная нейлоновая рубашка, – Ванька, который смущенно улыбался, продолжал квасить.

– Ну… – подождав, пока гость, жадно припавший к тарелке, не наестся, спросит Женя: – Как жизнь? Где ты сейчас?

Ваня расплывется в беззубой улыбке:

– Вот, теть Женя, теперь полностью фамилии соответствую. – Он подмигнет Люде: – Ну что я, то там, то сям, больше с рыбаками в артелях береговых. Шо я еще умею? А вы как?

– Потихонечку, – проворчит баба Женя.

– А как… как там тетя Лида? – Он запнется. – И… Ксеня?

– Лида, как Ленин, – живее всех живых. Ксеня тоже нивроку. А ты с чем пожаловал?

– Ну так… – засмущается Ваня, – праздник же… проведать…

Нила постарается сгладить мамину грубость. Она подойдет и обнимет за плечи Ваньку:

– Младший братик, ты не болтай, кушай! Потом наговоримся! Давай еще котлеточку? А супчик хочешь? У меня там такой бульончик есть! Как Фирочка готовила. Помнишь? Или тебе есть кому варить? – подмигнет она.

– Та кому я сдался? Хотя… теперь, может, все и наладится, – Ванька сиял. Он так долго держал главную новость, так долго решался прийти и наконец собрался с духом:

– Тетя Женя! Ты не сердись. Я вот решил новую жизнь начать. Вот прям сразу с чистого листа! Мне ж сорокет исполнится. Я уезжаю.

– Куда? – спросила Людка.

– Да тут недалеко. В Одесскую область. Рядом. Ну почти. Краснознаменский район. Трактора ремонтировать буду. Я ж, это, дом наш продаю на Чубаевке! Вот покупателей нашел! После праздников сделка. Ну там долги раздам, а на сдачу – я первый парень на деревне буду, и сразу дом и огород, и хозяйство, и, думаю, хозяйку ласковую себе там найду. Я ж жених завидный приеду!

Ваня встанет и залпом выпьет рюмку, потом сразу по-хозяйски нальет себе из штофа следующую.

– Ты это, жених, – насупилась Женя, – хоть не пробухай все до отъезда. А то по дороге или в селе пришлого и за меньшее прибьют и прикопают.

– Та не пугайте! Я ж попрощаться пришел. По-семейному!

Он расцелует Нилу и Люду. Издалека осторожно то ли кивнет, то ли поклонится Жене:

– Ну, не поминайте лихом! Даст Бог, еще свидимся.

Когда он уйдет. Женя останется сидеть за столом. Еще более каменная и суровая, чем обычно, она аккуратно платочком промокнет слезу в самом уголке почти сухих глаз:

– Пропадет дурак… ой пропадет… Боюсь, что даже до села не доедет…