1937. Большая чистка. НКВД против ЧК - Александр Папчинский Страница 42

В зарубежных источниках есть данные о том, что Люшков пытался вывезти за рубеж свою семью (жену и приемную дочь). Он воспользовался тяжелой болезнью дочери и якобы добился того, чтобы она в сопровождении матери выехала на длительное лечение за границу. После подтверждения о выезде семьи за границу он и ушел за кордон ^[265].

Архивные материалы опровергают подобную трактовку событий. Никто из родных Люшкова и не пытался сбежать за границу. Его жене было предъявлено обвинение в том, что, зная о намерениях мужа бежать за границу, она не сообщила об этом органам власти. Арестованная же вину свою отрицала, утверждая, что ничего о планах супруга не знала. Следствию так и не удалось предоставить веских доказательств вины Люшковой-Письменной.

Единственным свидетельством «предательства» Нины Васильевны стало сообщение агентства «Домей-Токио» от 1 июля 1938 года, что перед своим побегом Люшков отправил жену в Москву, предварительно сообщив о своем намерении бежать за границу и рекомендовав ей уехать в Польшу. Дескать, Люшков, еще находясь в Приморье, получил от жены условленную телеграмму «о благополучном бегстве из СССР» и лишь после этого ушел за кордон.

В НКВД СССР понимали, что подобная информация никакими объективными данными не подтверждается, по этой причине и приговор оказался крайне мягким. 19 января 1939 года она как «член семьи изменника Родины» была осуждена на 8 лет лишения свободы. В мае 1939 года Люшкова прибыла в Акмолинское отделение Карагандинского ИТЛ НКВД (более известное как АЛЖИР — Акмолинский лагерь жен изменников Родины). Летом 1940 года она подавала документы об изменении приговора, однако в августе 1940 года поступило повторное решение Особого Совещания — «прежнее решение оставить в силе» ^[266].

Ровно через восемь лет, срок в срок — 15 июня 1946 года Люшкова-Письменная была освобождена из мест заключения. Власти оказались снисходительны к жене чекиста-предателя, ей разрешили проживать в одном из пригородов Москвы ^[267].

В 1962 году она обратилась с просьбой о своей реабилитации. Около десяти месяцев сотрудники КГБ и Главной Военной прокуратуры изучали материалы архивно-следственного дела жены Люшкова. Как и в 1939 году следователи пришли к заключению, что Нина Васильевна ничего не знала о планах своего мужа уйти за кордон, а потому вынесли заключение, что по ст. 58–1 «в» ч. I УК РСФСР (измена Родине) она репрессирована необоснованно. Но снять вину полностью с жены предателя Родины не захотели, и 1 октября 1962 года Военный трибунал Московского ВО лишь переквалифицировал приговор 1939 года: 8 лет лишения свободы заменили 5 годами ссылки, одновременно изменив и статью уголовного приговора ^[268].

Но вернемся к судьбе нашего главного героя. Японцы несколько недель держали в тайне факт ухода Люшкова за кордон. Об этом не знали даже высокопоставленные сотрудники японского посольства в Москве. Но слухи о побеге высокопоставленного сотрудника НКВД в Японию все же просочились в зарубежную прессу. Первыми информацию о побеге смогли получить польские разведчики, правда, и эти данные были крайне расплывчатыми. 24 июня 1938 года одна из рижских газет, со ссылкой на польские источники, опубликовала заметку об исчезновении на Дальнем Востоке начальника краевого УНКВД Люшкова. 30 июня 1938 года аналогичная заметка появилась в немецкой прессе.

Официальные сообщения о том, что крупный советский чекист перешел на сторону японских властей, появились лишь 1 июля 1938 года. Департамент информации Военного министерства Японии заявил: «Опасаясь за свою судьбу ввиду проводимой в Советском Союзе чистки начальник Управления НКВД по Дальневосточному краю комиссар государственной безопасности 3-го ранга (что соответствует званию генерал-майора) Люшков Генрих Самойлович в поисках защиты у нашего государства около 5 часов 30 минут 13 июня перешел маньчжуро-советскую границу в районе города Консюн и был арестован пограничной охраной Маньчжоу-Го» ^[269]. Эту новость незамедлительно подхватили все мировые информационные агентства.

Когда информация о Люшкове перестала быть тайной, японцы провели пресс-конференцию с участием беглеца. Это мероприятие произошло в центре Токио, в отеле «Санно». Так как Люшков плохо владел иностранными языками, всю пресс-конференцию разбили на две части. Первый час он общался с представителями иностранной прессы, а затем встретился с японскими журналистами. Встреча с ними была более продолжительной — около 2 часов.

Свое выступление бывший комиссар госбезопасности 3-го ранга начал с того, что опроверг утверждение о том, что он подставное лицо, а настоящий Люшков якобы находится в Москве. Генрих Самойлович представил журналистам удостоверение депутата Верховного Совета СССР, служебное удостоверение и другие документы, подтверждающие, что он и есть самый настоящий бывший начальник УНКВД Дальневосточного края Генрих Люшков. На вопросы иностранных и японских журналистов высокопоставленный перебежчик отвечал крайне уклончиво, и те остались недовольны результатами этой встречи. Многие из них продолжали выражать сомнение в том, что перед ними действительно настоящий сталинский чекист. Влиятельная американская газета «New York Times» в своей редакционной статье назвала проведенную пресс-конференцию с участием Люшкова «дневником японского школьника» ^[270]. Мнения об этом событии были разными, лишь одно отмечали все журналисты — беглеца усиленно охраняли, половина зала, где проходила пресс-конференция, была занята переодетыми в гражданское полицейскими агентами.

Но, несмотря на подозрения и сомнения, известие о побеге Люшкова стало главной новостью для японских и иностранных газет и журналов. Исключение составляла лишь советская пресса, ответившая молчанием на побег Люшкова и развязанную на Западе газетную шумиху.