Противостояние фюреру. Трагедия руководителя немецкого Генштаба. 1933-1944 - Вольфганг Ферстер Страница 42

В приемную Геринга, где все еще сидит дрожащий от ужаса Каше, вталкивают еще одну группу арестованных. Зубы офицера СА стучат от страха под холодным взглядом охраняющего его эсэсовца. Вызванный по телефону Каше, ни о чем не подозревая, явился во дворец и был встречен потоком оскорблений. Геринг обозвал его «гомосексуальной свиньей» и сказал, что его расстреляют. Встревоженные Гизевиус и Небе встретились у кабинета Геринга. «Мы приветствовали друг друга, – вспоминает Гизевиус, – как обычно – крепким рукопожатием и подмигиванием». Небе сообщает другу, что ему удалось узнать, несколькими намеренно бесстрастными фразами: «Первые жертвы, которых должны расстрелять, уже находятся в лагерях или подвалах гестапо». Еще в министерстве Гизевиус узнал, что большинство руководителей СА уже арестованы или скоро будут арестованы. Среди них «фрейлейн» Шмидт, адъютант Хайнеса, Герт, Сандер и Фосс. Первыми взяли людей Карла Эрнста. Сейчас они находятся в Лихтерфельде, а может быть, уже мертвы и их тела лежат на камнях плаца, отполированного многими поколениями курсантов, которые маршировали здесь под выкрики прусских сержантов.

Гизевиус смотрит и слушает. Все люди, непосредственно не занятые в операции, не могут не испытывать тревоги. Всем ясно, что началось крупномасштабное сведение счетов, а Гизевиус в свое время имел несколько стычек с Гейдрихом и гестапо. «Я ощущал запах опасности, – позже вспоминал он, – и посчитал, что в эти жаркие июньские дни надо будет избегать разговоров один на один. Кроме того, я решил, что мне надо находиться среди тех людей, которые могут меня спасти, если возникнет такая необходимость. Поэтому я держался поближе к Далюегу». Но Далюег и сам боялся, и Небе тоже – он считал вполне вероятным, что к концу дня будет убит, как сообщник.

Напуганы и Папен с Чиршским, ибо убийцы уже наносят свои удары. Приехав в Канцелярию вице-канцлера, они увидели, что ее наводнили агенты гестапо, и поняли, что их вызывали к Герингу для того, чтобы его люди смогли без помех оккупировать здание. Направляясь в кабинет Папена, они прошли через кабинет Чиршского, в котором был проведен обыск. Об этом свидетельствовал царивший там беспорядок: ящики стола были выдвинуты, а на полу валялись бумаги. Обыск был сделан очень грубо, и люди Гиммлера с торжествующими наглыми улыбками все еще были здесь. Они даже установили в кабинете пулемет. Один из сотрудников отдела кадров сообщает Папену, что Герберт Бозе, один из ближайших помощников вице-канцлера, написавший вместе с Юнгом Марбургскую речь, был убит за несколько минут до их прихода. В здание вошли два человека в черном, которые заявили, что хотят видеть Бозе, а когда он подошел к двери, молча застрелили его и ушли, оставив тело в кабинете. У двери стоит эсэсовец, который никого не пропускает внутрь. Когда Папен спросил, за что убили Бозе, ему ответили, что он оказал сопротивление полиции.

Неожиданно раздается взрыв. Это агенты гестапо взорвали замки на толстых сейфах в подвале (раньше в здании Канцелярии располагался банк), надеясь найти документы, компрометирующие вице-канцлера и его сотрудников. Несколько минут спустя агенты СД арестовывают Чиршс кого. Он обменивается с вице-канцлером долгим рукопожатием, после чего его уводят. Это третий арест среди коллег Папена. Когда Чиршский, в сопровождении двух эсэсовцев, спускается по лестнице, появляются двое полицейских (на этот раз это люди Геринга) и заявляют, что пришли арестовывать Чиршского.

«Меня уже успели арестовать, – говорит тот, показывая на эсэсовцев. – Уладьте это дело между собой, господа». И с презрительной усмешкой ждет их решения.

Наконец эсэсовцы отвозят его в гестапо в своей машине, а люди Геринга едут за ними по пятам. Таким образом, операция, продуманная и просчитанная заранее, допускает сбои и несогласования, что позволило некоторым людям чудом избежать смерти, а другие погибли по ошибке, поскольку все руководители заговора преследуют свои собственные интересы, а также имеют своих собственных врагов и протеже, которым сохранили жизнь в надежде на то, что они окажутся полезными в будущем.

Поэтому-то Геринг и не разрешает арестовать Папена. Вице-канцлера под охраной отделения эсэсовцев провожают до дома. «Телефон был отключен, – вспоминает Папен, – а в своей гостиной я обнаружил капитана полиции, в чьи обязанности входило обеспечение моей полной изоляции. Он сказал, что мне запрещено поддерживать контакт с окружающим миром и принимать посетителей». На самом деле офицера приставили к Папену для того, чтобы его не убили люди Гиммлера. Ему разрешено выдать вице-канцлера только тому, кто предъявит официальный ордер на арест, подписанный лично Герингом. Папен находился под домашним арестом вместе со своим сыном в течение трех дней, охраняемый эсэсовцами, которые никого к нему не допускали. Это сохранило Папену жизнь. Геринг сберег его в обмен на те услуги, которые тот ему оказал, а еще потому, что Папен был личным другом Гинденбурга, и вице-канцлер это знал. «Между мною и убийцами встал один человек – Геринг».

Но таких, кто благодарен Герингу, мало. Наоборот, его внимание в то утро означает смерть для очень многих, смерть, настигающую как античный рок – слепой и неумолимый. Геринг ликвидирует всех, кто его раздражает, или тех, чья жизнь каким-нибудь образом может ему угрожать. Гиммлер и Гейдрих ведут себя точно так же, и список жертв растет очень быстро. Тот факт, что человек давно уже оставил политику и отказался от всех своих притязаний в этой области, не имел никакого значения. Нацисты не умеют прощать. Лидеры рейха не могут полагаться на случай. Они не верят в наивные сказочки идеалистов и считают, что мертвый враг, в отличие от живого, уж ничем не сможет им навредить.

Грегор Штрассер, бывший близкий друг Гитлера и создатель нацистской партии, в ту субботу обедал дома с семьей. И хотя его имя часто упоминалось в последние несколько недель и, если верить слухам, он где-то в середине июня встречался с Гитлером, он на самом деле давно уже отошел от активной деятельности. Но это только усугубило его вину. В дверь звонят. Он открывает ее и видит восемь человек с револьверами в руках. Произнеся всего одно слово: «гестапо», Штрассера уволакивают, не дав ему возможности даже попрощаться с семьей. Утром Чиршский, которого, прежде чем отправить в Дахау, в окружении эсэсовцев ведут на допрос, встречается со Штрассером в здании гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе, 8.

Почти час дня. На Вильгельмплац продавец сигар стоит рядом со своей тележкой. Это самое лучшее время для торговли. У чиновников министерств обеденный перерыв, и они гуляют по площади. Вскоре им захочется выкурить сигару, расслабиться и ощутить эйфорию от воздействия табака. Люди болтают о своих делах и планах на завтрашний день. Многие уже закончили работу, но решили еще немного побыть с друзьями.

В нескольких сотнях метров от площади гауптштурмфюрер СС Гильдиш, зашедший в министерство связи, спрашивает, где находится кабинет директора Клаузенера. Часовые, немного поколебавшись, сообщают ему. Он поднимается по лестнице и в коридоре проходит мимо Клаузенера, который ходил мыть руки. Увидев Гильдиша, Клаузенер, вероятно, почувствовал опасность. В кабинете доктора Отмара Фесслера этажом выше раздается телефонный звонок. Фесслер удивлен: кто это звонит ему в такое время? Это Клаузенер, голос которого звучит встревоженно. «Спуститесь ко мне, пожалуйста, прямо сейчас», – просит он Фесслера и вешает трубку. Фесслер, крайне удивленный, встает, чтобы идти к шефу, но уже поздно. Гильдиш входит в кабинет Клаузенера. Директор Организации католического действия с изумлением слышит, что он арестован. Он поворачивается к шкафу, чтобы достать шляпу, и в этот момент Гильдиш стреляет ему в голову. Пока по полу медленно растекается кровь, Гильдиш звонит Гейдриху, кратко докладывает ему, что задание выполнено, и спрашивает, какие будут еще указания. Они очень просты: сделать так, чтобы все подумали, что Клаузенер сам застрелился. Гауптштурмфюрер вкладывает свой револьвер в правую руку убитого и вызывает эсэсовцев, которые сопровождали его до здания министерства, а теперь ждут внизу. Через несколько минут двое молодых милиционеров в черной форме занимают пост у кабинета Клаузенера, никого туда не впуская. Гильдиш спокойно уходит, даже не оглянувшись. Он слышит, как какой-то чиновник в ужасе говорит Фесслеру, который спросил его, что случилось: «Господин директор покончил с собой – он только что выстрелил в себя из револьвера!» Бесстрастные и неподвижные, эсэсовцы стоят у входа в кабинет – они ничего не видели и не слышали.