Я – снайпер. В боях за Севастополь и Одессу - Людмила Павличенко Страница 42

Дело в том, что Камышловский овраг, по дну которого протекал извилистый ручей, местами заросший камышом, местами скрытый яблоневыми садами, сейчас являлся нейтральной территорией. Два его склона: более пологий северный и крутой лесистый южный, – образовывали между собой глубокую впадину. Гребень южного склона кое-где поднимался до высоты более трехсот метров над уровнем моря. Этот гребень занимали «чапаевцы»: наш 54-й полк – на два километра севернее хутора Мекензия; на полтора километра севернее от нас – 2-й Перекопский полк морской пехоты; за ним – 287-й стрелковый полк (почти у высоты 198,4). На северном же склоне стояли части 50-й пехотной Бранденбургской дивизии немцев. Они могли с коротких дистанций обстреливать из минометов и пулеметов и дно оврага, и южный склон его, и наши позиции на гребне. Мы, естественно, отвечали им. Так что за возмутительное нападение на начальника штаба Приморской армии фрицы получили от нас немало горячих «подарков».

Красивый горный пейзаж, сильно заинтересовавший генерала, дополнял мост.

Он назывался Камышловским и соединял два высоких склона этого оврага. Его построили в давнее царское время, когда от Москвы до Севастополя протянули железнодорожную дорогу и по ней стали ходить товарные и пассажирские поезда. При обороне города мост оказался не нужен ни русским, ни германцам. Его взорвали. Теперь над серыми бетонными опорами в беспорядке громоздились перекрученные, изломанные, разбитые металлические конструкции. Центральная часть довольно длинного моста обрушилась вниз, уцелело лишь по два-три пролета с той и с другой стороны. Великолепное инженерное сооружение превратилось в руины, свидетельствующие о беспощадной и бессмысленной силе войны.

Иногда я разглядывала его в бинокль.

Ясно, что разрушенный мост представлял собой выгодную с военной точки зрения позицию. Он господствовал над местностью. С одной его стороны – назову ее северной – на расстоянии 600–800 метров отлично просматривались передовые позиции и тылы наших войск. С другой – соответственно, южной – немецкие. Среди его железных обломков, вознесенных над оврагом, вполне можно было бы найти место, подходящее для снайперской засады. Я раздумывала над этим. Привязанность к крымскому лесу мешала мне быстро принять решение. К деревьям я привыкла, а нагромождение искореженного металла следовало еще изучать и осваивать. К тому же мост находился в зоне ответственности 79-й бригады, километра на четыре к северо-западу от нашего полка.

В данном случае интересно то, что профессионалы думают и оценивают обстоятельства примерно одинаково…

В тот день с утра мы с Федором Седых проводили в нашем взводе занятие по материальной части винтовки «СВТ-40» (три тысячи штук их доставили в Севастополь в конце декабря прошлого года, нам выдали восемь и к ним – столько же прицелов «ПУ» с кронштейнами). Как известно, самозарядная винтовка Токарева имеет довольно сложное устройство. Даже неполная ее разборка требует хороших навыков, тщательности, аккуратности, и я бы даже сказала, осторожности.

Занятие мы построили таким образом, что я рассказывала бойцам о деталях, из которых состоит оружие, сержант Седых медленно показывал, как оно разбирается. Начали, само собой разумеется, с отделения коробчатого магазина на десять патронов. Следующая операция: отделение крышки ствола. Федор отжал хвост защелки вверх и положил винтовку на стол прицелом вверх так, чтобы скоба упиралась в край ствола. Дальше он левой рукой продвинул крышку за заднюю часть вперед до отказа, большой палец правой руки упер в головку направляющего стержня, не касаясь им крышки, и, поднимая передний конец крышки вверх, отделил его от ствольной коробки. Показалась возвратная пружина. Ее нужно было освободить от упора головки стержня в заднюю стенку ствольной коробки и затем тоже отделить. Количество разложенных на столе деталей, крупных, мелких, очень мелких, постепенно увеличивалось. Вместе с тем росло и беспокойство наших солдат. Но они еще не знали, что для полной разборки «СВТ-40» нужно провести 14 операций, и последняя из них – отделение ударника от затвора.

Чувствовалось, что занятие легким не будет.

Мне совсем не хотелось отвлекаться от него, однако ординарец, появившийся в блиндаже, передал приказ майора Матусевича: командиру взвода немедленно прибыть на командный пункт полка. Там, кроме майора, находился еще один офицер – среднего роста и крепкого телосложения, лет 38-ми от роду, одетый в черную морскую униформу с четырьмя золотыми нашивками на рукавах. Матусевич представил меня ему: старший сержант Людмила Михайловна Павличенко, командир взвода второй роты первого батальона, – затем его мне: командир 79-й морской стрелковой бригады полковник Алексей Степанович Потапов. Полковник бросил на меня внимательный взгляд:

– Говорят, будто вы, Людмила, – лучший снайпер Чапаевской дивизии. Я видел вашу фотографию на дивизионной доске Почета.

– Ее туда поместили недавно, товарищ полковник.

– Дело у меня к вам серьезное. На нашем участке обороны, кажется, появился отличный немецкий стрелок. За два дня – пять убитых, из них два – командиры, в том числе комбат второго батальона. Все попадания – в голову.

– Его засада обнаружена? – спросила я.

– Полагаем, бьет он с разбитого железнодорожного моста.

– С моста?! – не удержалась я от восклицания.

– Значит, вам знакомо это место? – удивился Потапов.

– Не то чтобы знакомо, товарищ полковник. Но я думала о нем.

– И каковы ваши соображения? – Потапов жестом пригласил меня к столу, где лежала карта-«трехверстка», изображающая здешнюю местность и расположение на ней воинских частей третьего сектора обороны. Карандашом полковник указал на Камышловский овраг и тонкую черную линию, пересекающую его наиболее узкую часть на северо-западе.

– Очень выгодная позиция, – сказала я. – Особенно, если найти место на уцелевшем пролете и спрятаться среди разбитых металлических конструкций. Стрелять прицельно можно на дистанции шестьсот-восемьсот метров. Передний край и ближние тылы Пятидесятой пехотной дивизии фрицев – как на ладони. С той стороны, вероятно, так же хорошо видны огневые рубежи вашей бригады. Вот он и стрелял в свое удовольствие.

– Вы можете прекратить эти упражнения?

– Могу, – твердо произнесла я. – Если, конечно, товарищ майор меня отпустит.

– Нет вопросов, – Николай Михайлович Матусевич, слушавший наш разговор, весело улыбнулся. – Для морской пехоты – все, что угодно.

– Кроме того, нужен снайпер-наблюдатель. Лучше всего – сержант Федор Седых, мой постоянный и опытный напарник.

– Все ясно, договорились, – Матусевич кивнул. – Сегодня же будет приказ по полку о командировке старшего сержанта Павличенко и сержанта Седых в распоряжение командира семьдесят девятой бригады…

За ужином мы с мужем, как обычно, обсуждали последние дела на службе. Появление немецкого снайпера Алексей Киценко считал событием закономерным. На недавнем совещании командиров рот и батальонов третьего сектора, где ему довелось побывать, говорили о новых приемах в тактике гитлеровцев. При первом штурме они надеялись взломать оборону города с ходу. Получили отпор в ноябре 1941 года, но надежд на скорую победу не оставили, начали усиливать штурмовые части, готовить их ко второму штурму. Неудача с нападением, предпринятым в декабре, заметно охладила пыл завоевателей, заставила их серьезно рассмотреть обстановку. «Севастополь оказался первоклассной крепостью», – сообщил в своем рапорте фюреру генерал-полковник Эрих фон Манштейн, командующий германскими войсками на полуострове.