Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле - Фредерик Кемп Страница 42

Хрущев заверил Томпсона, что не будет отодвигать границы советской империи на запад и хочет, чтобы Вашингтон тоже воздержался от подобных намерений. Доверительным тоном, каким говорят только с близкими друзьями, Хрущев сообщил Томпсону, что он «искренне хочет» улучшить отношения с Кеннеди и избежать ядерной войны. Однако, сказал он, одному ему это не под силу.

В свою очередь, Томпсон сказал Хрущеву, что не предвидит «больших перемен» с американской стороны. Он предупредил Хрущева, что если тот будет действовать в одностороннем порядке, то это приведет только к росту напряженности. «Если что-либо способно заставить нас увеличить расходы на вооружение в той мере, как это было во время корейской войны, так это убежденность, что Советы хотят выдавить нас из Берлина», – сказал Томпсон.

«Чем же Берлин так привлекателен для Запада?» – спросил Хрущев.

Дело в том, ответил Томпсон, что Америка дала обещание жителям Берлина и должна сдержать его.

Но западные державы оказались в Берлине, пожав плечами, сказал Хрущев, только из-за капитуляции Германии во Второй мировой войне. Давайте вместе договоримся о статусе Берлина, предложил он. В Западном Берлине можно разместить символическую армию, в которую будут входить представители четырех держав. Но, сказал Хрущев, его единственное условие – никакие планы не должны касаться Восточного Берлина, в любом случае советская зона города должна оставаться столицей Восточной Германии.

Он сказал, что готов смириться с Западным Берлином как островком капитализма в Восточной Германии, поскольку в любом случае Советский Союз к 1965 году перегонит Западную Германию в производстве товаров на душу населения, а спустя пять лет перегонит и Соединенные Штаты. Этого ему показалось мало, и, дабы подчеркнуть незначительность Западного Берлина, он сказал, что ежегодно население Советского Союза увеличивается на 3,5 миллиона человек, в то время как население Западного Берлина составляет 2 миллиона – по его выражению, «дело одной ночи» для его сексуально активной страны.

Прикинувшись адвокатом дьявола, Томпсон сказал, что даже если Западный Берлин не имеет значения для Советского Союза, то Ульбрихта он очень даже интересует, и едва ли он согласится с предложением Хрущева.

Махнув рукой, словно отгоняя надоевшую муху, Хрущев заявил, что может заставить Ульбрихта согласиться на любое решение, которое примут они с Кеннеди.

Томпсон решил сменить тему и заговорил о либерализации американо-советской торговли. По этому вопросу у него была информация, которая, он надеялся, смягчит Хрущева. Он сказал, что США надеются снять все ограничения на импорт советских крабов в Соединенные Штаты.

Вместо того чтобы по достоинству оценить этот жест, Хрущев возмущенно заговорил о недавнем решении США отменить, в целях национальной безопасности, продажу Москве новейших шлифовальных станков. «СССР может управлять своими ракетами без американских станков», – буркнул Хрущев. Затем он выразил недовольство тем, что до сих пор не получено разрешение на продажу мочевины, азотного удобрения, все по той же причине – из-за ее потенциального применения в военных целях. Хрущев сказал, что технология производства мочевины не относится к разряду государственной тайны и он уже купил в Голландии три комплекта оборудования.

Однако для Хрущева ни одно удобрение не могло сравниться по важности с Берлином, и советский лидер вновь и вновь возвращался к берлинскому вопросу, и Томпсону пришлось вернуться к этому вопросу. Он заверил Хрущева, что президент понимает, насколько существующее положение не устраивает обе стороны, изучает проблему Германии в целом и Берлина в частности и обдумывает, что необходимо сделать для того, чтобы ослабить напряженность. Но, повторил Томпсон, сначала президент должен лично проконсультироваться с союзниками – и он намерен сделать это во время встречи в марте-апреле, до предполагаемой встречи с Хрущевым.

Кеннеди полностью не осознает, сказал Хрущев, что поставлено на карту. Если бы они с Кеннеди подписали договор, объяснил он Томпсону, то это привело бы к ослаблению напряженности во всем мире. А если они не смогут урегулировать свои разногласия по Берлину, то их войска продолжат находиться в положении «не мира, а перемирия». Хрущев отмел высказывание Кеннеди, что переговоры о сокращении вооружений могут создать атмосферу доверия, необходимую для решения более сложного берлинского вопроса. Ничего подобного, заявил он: только вывод американских и советских войск из Германии создаст нужную атмосферу для сокращения вооружения.

Хрущев очень долго добивался встречи с Кеннеди, но теперь уже он «занял выжидательную позицию», «не торопясь с ответом» на предложение президента о встрече и обмене мнениями. Он сказал, что «склонен принять» предложение Кеннеди встретиться в первую неделю мая, после визита в Вашингтон премьер-министра Великобритании Макмиллана и канцлера ФРГ Аденауэра и остановки, которую Кеннеди сделает в Париже, чтобы повидаться с президентом Франции Шарлем де Голлем. В качестве места встречи Кеннеди предложил Вену или Стокгольм. Хрущев ответил, что хотя предпочитает Вену, но согласен и на Швецию. Советский лидер напомнил Томпсону, что впервые видел сенатора Кеннеди в 1959 году, когда встречался с членами сенатской комиссии по иностранным делам. Не принимая, но и не отказываясь от приглашения, Хрущев сказал Томпсону, что «необходимо составить план встречи».

В конце обеда, которым завершились переговоры, Хрущев поднял стакан, наполненный любимой перцовкой, и произнес не слишком теплый тост в честь Кеннеди, который не шел ни в какое сравнение с его восторженным новогодним тостом. Он обошелся без обычных пожеланий здоровья – «Он такой молодой, что еще не нуждается в таких пожеланиях». Год назад Хрущев забрал назад свое приглашение Эйзенхауэру посетить Советский Союз и теперь сожалел, что еще не готов продемонстрировать традиционное русское гостеприимство Кеннеди и его семье. В тот же вечер самолет с Томпсоном на борту приземлился в заснеженном аэропорту Внуково, где его дожидалась машина. Шофер доставил Томпсона в посольство, откуда он отправил в Вашингтон телеграфом отчет о поездке в Сибирь. Томпсон находился в крайне возбужденном состоянии, хотя был на ногах восемнадцать часов.

Исходя из опыта Томпсон видел, что Хрущев еще никогда не был так сконцентрирован на Берлине. Советский лидер убедил Томпсона, что намерен действовать решительно. «Все мои коллеги-дипломаты полагают, что, если не начать переговоры, Хрущев подпишет сепаратный мирный договор с Восточной Германией, что вызовет кризис в вопросе о Берлине», – сообщил он в Вашингтон.

Спустя неделю Томпсон в очередной телеграмме убеждал своих боссов ускорить разработку плана на тот случай, если Советы предпримут самостоятельные действия в отношении Берлина. Отношения между Хрущевым и правительством США настолько плохие, объяснял посол, что у советского лидера, возможно, создалось впечатление, что он, скорее всего, получит, а не потеряет Берлин. Однако Томпсон добавил, что Хрущев пока еще надеется избежать вооруженной конфронтации с Западом и приказал восточным немцам ни в коем случае не вмешиваться, если войска союзников окажутся на подступах к городу.