Горячие моторы. Воспоминания ефрейтора-мотоциклиста. 1940-1941 - Гельмут Гюнтер Страница 42

Как же вокруг тихо. Ни единой души. Интересно, верное ли направление я избрал? Вдали виднелся купол церквушки, крыши домов. Постепенно я добрался до деревни. Следов наших машин не было, хотя, вполне возможно, их просто сдуло ветром – дорога-то была песчаной. Внезапно раздался сухой щелчок, и у моего уха отвратительно и страшно просвистела пуля. О-го-го! Куда же я заехал? К русским? Ну да – вон они уже бегут ко мне в своих бурых шинельках. Резко развернув мотоцикл, я бросился наутек туда, откуда приехал. Прибавив газу, я ехал на предельно возможной на песчаной дороге скорости. Не подведи меня, мой старый добрый BMW! Только не подведи! Облако пыли, поднятое мотоциклом, не позволяло русским вести прицельный огонь, и я отрывался от них все дальше и дальше. Бог ты мой, думал я, это могло очень плохо кончиться для меня!

У поворота я наткнулся на грузовик. Он пылал как свечка. Когда я ехал сюда, его еще не было – что же здесь такое творится? Я успел разглядеть тактический знак: пехотный полк СС «Дойчланд». Вокруг никого – ни живых, ни мертвых! Вскоре я уже миновал переезд. Роттенфюрер и штурманн сидели на корточках у двери домика путевого обходчика с винтовками наготове.

– Эй, ребята! Играете в ковбоев и индейцев?

Оказалось, это водитель грузовика и старший машины. Того самого сгоревшего грузовичка. Оказалось, они наехали на мину. Им повезло – успели выскочить и добежать сюда. А теперь сидели, дожидаясь грузовика из своего полка. Я в двух словах изложил им о приключившемся со мной в деревне, и это явно не улучшило их настроения. Да и я почувствовал себя не в своей тарелке – шутка сказать, наехали на мину! А что мне мешало на нее наехать? Может, я проехал в каком-нибудь сантиметре от взрывателя. Нет, здесь никому и ничему доверять нельзя! Даже если вокруг нет ни души, тебя все равно на каждом шагу подкарауливает опасность. Ни один, ни другой солдат с грузовика не видели поблизости мотоциклетных подразделений.

– Будьте осторожнее и не падайте духом! – пожелал я на прощание роттенфюреру и штурманну.

Мне во что бы то ни стало нужно было определить хотя бы направление движения. Ведь наш батальон не сидел на месте. Короче говоря, все вернулось на круги своя – передо мной лежала широкая песчаная дорога. И часы подсказывали мне, что уже совсем скоро стемнеет. Если бы мне выехать из этого Макошино хоть часом раньше! Но – слишком уж понравилась мне свинина у Эвальда, просто объедение!

Зарядил дождь, похолодало. Почва в этих местах местами глинистая, и дождь превращал дороги в жижу. Свернув влево, я поехал медленнее по торфянику. И тут резкий толчок, удар по каске прикладом моей собственной винтовки, и я полетел через руль. Двигатель заглох, я снова угодил в яму, причем в настолько огромную, что не было никакой возможности преодолеть ее. Во всяком случае, мое переднее колесо ее не одолело. Я проклинал себя – сначала эта тряска по шпалам, потом инцидент в деревне. И все в один день?! Хватит с меня!

Стемнело, я ничего не мог разобрать, вокруг ни звука. Только монотонный перестук дождевых капель по каске. Вопреки моим опасениям, машина не пострадала. Живучая как кошка – я общался с этим чудом германской техники, как с живым существом. Мой мотоцикл, видимо, думал, что я сошел с ума. Мол, еще совсем недавно был счастлив, что сумел уйти от русских, а теперь проклинал себя за то, что полусонным въехал в яму. Ну разве разглядишь все в такой темноте? Все освещение – единственная передняя фара, да и то «прищуренная». Ее можно было вообще выключить.

Впрочем, какой смысл вести эти бесплодные диалоги с мотоциклом? Уж лучше завалиться спать! Повязав голову шейным платком, я завернулся в шинель мотоциклиста. И сразу стал похож на старуху, торгующую луком на базаре. Я забылся тяжким, тревожным сном – то засыпал, то снова просыпался.

Неужели танки? Нет, это не сон, я точно слышал лязг гусениц. Но здесь нужно было действовать поосторожнее! Противник или свои? Вроде бы всего одна машина. Лязг постепенно приближался. Из глушителя летели красные искры. Двигатель затих. Донеслись голоса, но я так и не разобрал, на каком языке изъяснялись. И тут танк двинулся дальше. Я видел только темные его очертания и поглубже забился в свою ямку. Если русские и обнаружат меня здесь, то лишь по воле случая.

Фыркнув, двигатель снова умолк. И тут я услышал проклятья на невообразимом баварском диалекте.

– Черт бы побрал это все! Не видно ни зги!

Со вздохом облечения я поднялся на ноги. Баварский диалект все же от русского отличается!

– Эй, ребята, вы из какой части?

Они мгновенно умолкли. Я их понимаю – кто в такой глуши может обратиться к ним пусть даже по-немецки? Вскоре выяснилось, что этот танк (Panzer IV) отбился от своих из-за какой-то мелкой поломки. При свете фонарика лейтенант показал мне на карте, где я находился. И даже сообщил мне приблизительное местонахождение моего батальона. Оказалось, что я в принципе и не очень далеко от своих. Я медленно поехал впереди танка. Теперь-то я уже знал, что еду туда, куда надо. По пути попалось несколько воронок. И в ночь с 11 на 12 сентября мы въехали в Шаталовку.

– Стой! Пароль! – раздался окрик боевого охранения.

Я ответил, к моей великой радости, солдат был из нашего батальона. Я сразу же нашел, где спали наши.

– Ты как раз вовремя – твой шнапс на столе. Правда, картошка остыла, – сонным голосом проинформировал меня Вернер.

Хороший парень этот Вернер! Предусмотрительный! Я тут же отхлебнул горячительного, только потом стал стягивать сапоги. А скоро вообще завалился спать.

13 сентября наш батальон наступал в пешем боевом порядке на Ивангород (на реке Остёр, на полпути между Макошино и Прилуками). На этот раз дорожной грязи было просто не избежать. Но 14 сентября Ивангород был взят, и мотоциклисты снова ехали дальше по причудливому переплетению проселочных дорог. Мотоциклисты-посыльные ночевали в помещении, где изготовлялись гробы. Каждый выбрал себе гробик поуютнее, все улеглись со скрещенными на животе руками. Вскоре дружный храп подтвердил, что иногда не важно, где и на чем спать, лишь бы заснуть.

Примерно полчаса спустя я ощутил страшную резь в животе и тут же стал выбираться из гроба, где спал. Удивительно, как во сне не обделался. Закружилась голова, я мешком упал на стоявшую у стены крышку гроба. Сильнейший понос! И я выполз наружу, к великой радости боевого охранения, – такое они, наверное, не видывали. Встал из гроба и тут же уселся дристать! Комедия, одним словом! Для них, но не для меня!

Из-за чего это меня так пронесло? Вечером я поужинал картофельными драниками. Альберт, с его наметанным глазом, где-то обнаружил пасеку. И, напялив перчатки с раструбами, принялся соскребать мед. Потом мы намазали этот мед на драники. Правда, никто не удосужился очистить этот мед от воска. Ну, вкус чуть непривычный, ну и что с того? Видимо, у моих товарищей луженые желудки, как у страуса. Во всяком случае, мне это разнообразие в питании даром не прошло. И можете мне поверить, я возненавидел и мед, и драники на всю оставшуюся жизнь!

15 сентября взлетела на воздух командирская машина. Шофер погиб на месте. Причина все та же – наезд на мину. А вот Старика в тот момент в ней не оказалось. Да, верно говорили: этому человеку везло по жизни.