Заговор графа Милорадовича - Владимир Брюханов Страница 42

Не удивительно, что у дворян рождались мысли о необходимости замены властей и порядков — это был дух времени. Дворянское недовольство никак не могло испариться.

Оппозиционные беседы, раз начавшись, уже не прекращались.

Показательно, что независимо от основного ядра заговорщиков, сформировавшегося в 1814–1817 гг., позже по сугубо собственной инициативе концентрировались совершенно иные группы людей со сходными настроениями. Одни из них находили рано или поздно выход к уже существующему Тайному обществу — так произошло летом 1825 года с «Соединенными славянами» на Украине, а другие так и существовали обособленно — например, кружок в Оренбурге, выданный предателем только в 1827 году.

В определенной степени декабристов, как и последующие поколения российских интеллигентов, можно считать жертвами режима: в России действительно вплоть до осени 1905 года отсутствовала возможность открытого и беспрепятственного выражения любых бредовых политических идей. Политическая активность, столь привычная и безобидная на Западе, встречала крайние опасения сначала царских, а много позже — и коммунистических властей. Но и это можно понять: далеко не при любой обстановке «народное представительство» и «свобода слова» столь безобидны, как теперь — да и то не так давно случился октябрь 1993 года!

Парламентский эксперимент Екатерины II завершился весьма плачевно, а мог бы привести и к худшим потрясениям, если бы Екатерина проявила слабинку. Так что вволю играть словами никто декабристам позволять не собирался. К существу их мнений Александр I также прислушиваться не хотел: примеры А.Н.Муравьева, Т.Э.Бока и даже Н.И.Тургенева — весьма красноречивы.

Все эти младшие собратья Милорадовича, Ермолова и Киселева были, кроме всего прочего, лишены возможности полноценного использования своих профессиональных качеств — увы, наступил тотальный мир!

Отдушиной оставалась лишь Кавказская война, куда действительно устремлялись самые нетерпеливые, предприимчивые и бессовестные: все-таки истребление кавказских народов — весьма специфическая работа! Но там делались и грандиозные карьеры. Пример — упомянутый Граббе: вняв совету Ермолова, он вернулся на службу и уже к 1838 году стал генерал-лейтенантом и командующим Кавказской линией.

Но на Кавказе офицерских и генеральских должностей было заведомо меньше, чем честолюбцев в русской армии — даже с учетом ротации кадров из-за непривычного климата, болезней и боевых потерь. Другие же войны — вплоть до начала Крымской — были маломасштабны, редки и скоротечны.

Вот и оставалось играть в Тайное общество, причем это носило характер именно игры, вовсе не чуждой обычному профессиональному характеру деятельности генштабистов в средних чинах и адъютантов высоких начальников, преобладавших в руководстве заговорщиков и лишенных реального поля для применения своих гипотетических стратегических талантов. Типичные «черные полковники» в различных странах ХХ века!

Неудивительно, что Милорадович должен был быть начеку, чтобы держать их в узде!

Целый год вплоть до начала лета 1822 года гвардия оставалась вне сферы непосредственного воздействия Милорадовича. Но, как и царь, Милорадович мог не беспокоиться относительно оппозиционных настроений подопечных, стесненных тяготами походов и неудобством и разобщенностью временных зимних квартир.

Зато состояние умов конспираторов в Тульчинской управе внушало тревогу. К тому же высланные офицеры Семеновского полка, пополнившие части 2-й армии, не могли не усилить оппозиционный дух. Несомненно, это не осталось секретом для Милорадовича — впредь, до самой осени 1825 года, его информаторы срабатывали безупречно. Но 2-я армия никоим образом не подчинялась Милорадовичу.

Как же он вышел из положения? Оказалось, очень просто.

Начальником штаба 2-й армии был, как упоминалось, Павел Дмитриевич Киселев. Он родился в 1788 году, когда Милорадович, как тоже упоминалось, уже испытал боевое крещение. Черед прославиться в боях пришел к Киселеву в 1807 году, когда он был (и оставался в течение нескольких лет) адъютантом все того же Милорадовича. Не оплошал он и позже, став в 1812–1815 гг. любимым флигель-адъютантом самого Александра I. Взаимное уважение и симпатии сохранялись между Киселевым и Милорадовичем и в последующие времена.

Разумеется, Милорадович не мог рисковать сразу весной 1821 года, когда ему стал известен отказ Пестеля с соратниками прекратить тайную деятельность. В то время все висело на волоске, и Милорадович мог вовсе вылететь в трубу, если бы не заручился должной поддержкой императора. Тогда оставалось только надеяться, что воинственные замыслы Пестеля не дойдут до конкурентов Милорадовича в Петербурге и не сыграют роковой роли, повлияв на позицию Александра I.

После благоприятного вердикта в конце мая Милорадович уже мог распространить свои методы, получившие высочайшее одобрение, за пределы собственной территории. Вполне естественно ему было обратиться к Киселеву.

О политических и социальных пристрастиях самого Милорадовича известно крайне мало: он не сочинял проекты и не тратил время на болтовню на эти темы. Киселев же, помимо того, что тоже был блестящим администратором, обладал незаурядным даром реформатора и теоретика, а в царствование Николая I выдвинулся на самые первые роли в государственном управлении и внутренней политике. О его взглядах имеется немало свидетельств, а сам он оставил массу писем, записок, докладов и прочих бумаг, заботливо собранных соратниками и родственниками — А.П.Заблоцким-Десятовским, Д.А.Милютиным и другими.

Взгляды Киселева на вольнолюбцев и тайные общества исчерпывающим образом иллюстрируются в его сугубо приватном письме к собственным родителям, вызванном намерением последних направить своего младшего сына Николая (впоследствии — крупного дипломата) на учебу в Иенский университет. Письмо написано в июле 1819 года, когда П.Д.Киселев, как мы помним, по совету Закревского должен был попытаться прибрать к рукам беспокойного Пестеля: «не понимаю, что побудило вас решиться на отдачу его [т. е. Николая Киселева] в буйственный университет, в коем правила якобинизма известны, в то сословие поместить молодого мальчика, из коего убийства и своеволия проистекают, теми заразить правилами, которые подняли руку на убийство Коцебу, и поручить вашего сына — кому? — слепой судьбе, под чей надзор? Товарищам студентам, безбожникам и бунтовщикам! — по чьему совету? — молодого, неопытного мальчика, которому хотелось видеть море, чужую землю и жить в независимости!» — в результате младшего брата отправили в более благополучный Дерптский университет. Неплохая исходная позиция для дружбы с Пестелем!

Заметим, однако, что из приведенного текста вовсе не следует безоговорочное осуждение прогрессивных политических веяний — речь идет о том, что политика — дело не мальчиков, но мужей!

Что же касается Пестеля, то нечто вроде дружбы действительно состоялось. Киселев, как известно, в 1816 году разработал собственный проект ликвидации крепостного права. Поспорить на эти темы им обоим было весьма небесполезно; известно, что Пестель читал Киселеву выдержки из своей «Русской Правды».