Отважное сердце - Робин Янг Страница 42

Брюс стиснул зубы, когда оруженосец всхлипнул вновь. Хотя, скорее всего, из них четверых именно этот молодой человек отделается легче всего. Он не был простолюдином-пехотинцем, и если только Монфор в самом деле не вознамерился казнить дворян, то смерть ему не грозила, как, впрочем, и выкуп, которым можно было пренебречь. А вот самому лорду Аннандейлу перспектива выкупа представлялась весьма мрачной. Он был не последним вельможей в свите короля Генриха и пользовался большим влиянием в Шотландии. Монфор не отпустит его так просто. И выкуп способен надолго, если не навсегда, разорить его семью. Он крепко зажмурился, вспоминая проклятие святого Малахии, которое вот уже несколько десятилетий довлело над его родом, начиная от его предков и заканчивая его сыном.

Лязг засова заставил всех четверых поднять головы. Баллиол, морщась от боли, поднялся на ноги, и на его изрезанном морщинами лице отразилась твердая решимость. Дверь открылась, и на пороге возник человек с факелом в руке. Брюс узнал его. Он уже видел его ранее в Эдинбурге. Это был Уильям Комин, глава Коминов Килбрида собственной персоной.

Молчание нарушил Джон Комин:

— Кажется, на сей раз вы сделали правильный выбор, кузен.

Уильям Комин мрачно улыбнулся:

— Рыжие Комины долгое время были при власти, правя нами железной рукой. Теперь, похоже, пришел наш черед.

— Если вы пришли сюда только затем, чтобы злорадствовать, погодите, — прорычал Комин. — Как бы ни поступил со мной Монфор, Рыжие Комины продолжат жить и здравствовать. Об этом позаботится мой сын и наследник. — В его словах прозвучала неприкрытая угроза.

Улыбка Уильяма Комина увяла:

— Совсем напротив, кузен. Я пришел, чтобы освободить вас.

Баллиол презрительно фыркнул, а вот его оруженосец с надеждой вскочил на ноги.

— Не знал, что граф Лестер получает приказы от скотта.

— Сэр Симон вознаграждает тех, кто хранит ему верность. Я обратился к нему с просьбой отпустить моего родственника, и он даровал мне троих пленников в обмен на мою службу.

— Зачем вам это нужно? — пробормотал Джон.

— Мы не всегда сходимся во взглядах, кузен, но в душе мы все Комины, невзирая на свои амбиции. Так что мне, как и Коминам Килбрида, не доставит удовольствия видеть, как вас разорит выкуп. А взамен вашего освобождения я хочу всего лишь часть влияния, которым пользуется наша семья. И положение при дворе короля.

Но, похоже, его доводы не убедили Джона.

— Выкуп за меня одного сделает Монфора богатым человеком. Для чего ему отпускать сразу троих?

— У Монфора и без того достаточно богатых пленников, включая лорда Эдуарда, чтобы многократно увеличить свое состояние. Кроме того, в этом деле деньги для него — не главное. Он понимает, что вы всего лишь выполняли свой долг перед королем. И он предпочитает видеть вас на свободе, своими союзниками, — добавил Уильям, глядя на Брюса и Баллиола, — а не пленниками.

Баллиол кивнул:

— Что ж, он вполне может рассчитывать на это. Как и Комины Килбрида. Род Баллиолов в долгу перед вами, сэр Уильям.

— Сэр? — со страхом подал голос молоденький оруженосец, когда Баллиол направился к двери.

Баллиол оглянулся на него.

— За тебя заплатят выкуп, — небрежно обронил он.

— Сэр, умоляю вас, — заплакал оруженосец.

— Пойдемте, — нетерпеливо обратился Уильям Комин к лорду Аннандейлу.

Когда Брюс шагнул вперед, Джон Комин загородил проход.

— Только не он, — сказал он, встретив взгляд лорда Аннандейла. Его собственные темные глаза зловеще блеснули в свете факела.

— Кузен?

Джон Комин не сводил взгляда с Брюса.

— Брюс остается.

— Сэр Симон де Монфор предоставил мне освободить трех человек по моему выбору.

— Он ведь не сказал, кого именно?

— Нет, но…

— Тогда вот он и будет третьим, — заявил Джон, жестом указывая на оруженосца, на лице которого проступило невыразимое облегчение.

— Выкуп за оруженосца не стоит того, чтобы им заниматься, кузен. Это же сущие гроши.

— Напротив, — возразил Джон Комин. Уголки его губ дрогнули и приподнялись в улыбке, но ее вряд ли можно было назвать дружеской. — Припоминаете, сэр Роберт, как моя семья обратилась к вам, прося поддержки в борьбе с нашими врагами, когда юный Александр взошел на трон? Разумеется, вы должны помнить об этом, потому что времена тогда были тяжелыми, и моя семья в полной мере ощутила это на себе. Состояние и влияние, которое мы приобрели за долгие годы верной службы, грозили ускользнуть у нас между пальцев. Вы были единственным, кто мог спасти нас, кто мог сохранить баланс сил, пока король оставался несовершеннолетним, не вынуждая нас прибегнуть к тем действиям, которые нам пришлось предпринять, чтобы выжить.

— Выжить? — выплюнул Брюс, делая шаг вперед. — Вы удерживали у себя нашего короля против его воли.

— А помните ли вы свой ответ? — прервал его Джон Комин. — Вы сказали, что скорее согласитесь поступить на службу к самому дьяволу, чем помочь презренному сыну мелкого чиновника? Я пообещал вам, что когда-нибудь вы заплатите за то горе, что причинили моей семье своим решением. И вот этот день наступил.

Когда Уильям Комин отступил в сторону, а Баллиол и оруженосец последовали за ним наружу, Джон Комин закрыл дверь кельи. Последним, что увидел лорд Аннандейл, было торжествующее лицо Комина, сияющее в свете факела.

17

Городок Линкольн утопал в струях дождя. Небо затянули облака, безостановочно сея влагу на головы людей, толпа которых собралась перед собором. Матери и младенцы, ремесленники и фермеры, трактирщики и нищие, набожные и любопытствующие мокли под проливным дождем, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на королевскую процессию, которая часом ранее втянулась в темный арочный проем собора. Над головами собравшихся катился колокольный звон, эхом отражаясь от зданий, обступивших промокшую насквозь рыночную площадь, и растекаясь по мостовым опустевших улиц.

В самом соборе, напоминавшем огромную сводчатую пещеру, склонив голову в молитве, находилось внушительное собрание, заполнившее все проходы вплоть до хоров. Лорды и леди, бароны и рыцари, девицы и королевские чиновники — все были одеты в черное, с надвинутыми на лица капюшонами. Рыцарские доспехи прикрывали складки ткани, не позволяя разглядеть цвета и гербы, что делало мужчин безликими и равными в своей скорби. Сам собор также в знак траура был украшен полосами невесомого черного шелка, каскадами ниспадающего с арочных сводов. Тусклый свет сочился сквозь архитектурные проемы в форме три- и четырехлистников на верхнем этаже, и в его лучах таинственно клубились ароматы благовоний и дым свечей. Огромное окно с восточной стороны заливали струи дождя, выбивая барабанную дробь на витражных стеклах, которая становилась отчетливо слышной в перерывах между медленно падающими ударами колокола.