Угрюмое гостеприимство Петербурга - Степан Суздальцев Страница 42

Сергей Михайлович Голицын был хлебосольным человеком.

Его дом всегда был полон членов семьи, иные из которых объявляли князю о своем существовании неожиданно и подчас даже грубо, однако безропотно принимались князем с должным уважением, каковое и надлежит оказывать родственникам, пускай даже самым бедным.

Голицын был одним из столпов московской аристократии: к нему съезжались самые именитые и знатные дворяне России, всегда являясь без приглашения, ибо всякому было известно, что Голицын рад гостям в любое время. Многих из этих гостей он знал близко, с иными был знаком, но, разумеется, большая часть сливалась в его глазах в единую безликую массу. Голицын был со всеми одинаково учтив и обходителен, всем умел угодить и был любим за это.

Законных детей Сергей Михайлович не имел, зато имел неосмотрительность жениться. Это несчастье приключилось с ним еще при Павле. Супруга князя имела нрав взбалмошный и скверный, вскоре от мужа уехала во Францию, затем еще куда-то, где имела великое множество любовников и стяжала славу самой беспутной светской дамы. Прожив в позорном браке десять лет, Сергей Михайлович с супругою развелся.

Весну, все лето и до первых холодов Голицын жил в своем имении Влахернском, что находилось от Москвы на юго-восток. И в тот октябрьский вечер хлебосольный дом был полон знатных господ, дам в нарядных платьях, чиновников, военных, бедных родственников, певцов, актеров, музыкантов — все это во Влахернском было делом обычным.

Но вот во двор въехала карета, лакированная, с бархатными занавесями, на козлах — кучер, очень важный. А на карете — герб Суздальских. Никак Петр Андреевич в Москву с отцом приехал.

Однако, когда лакей отворил дверцу кареты, оттуда вылез сам Андрей Петрович. Некоторые, кто следил за новостями из столицы, не сильно удивились этому визиту, так как весь Петербург успел облететь слух, что старый Суздальский вновь выезжает в свет. Другие же, увидев Андрея Петровича, принялись почтительно кланяться; но были и те (они кланялись яростнее прочих), кто украдкой спрашивал соседа, что за особа этот человек.

Старый князь был не один: за ним следом из кареты вышел франт, наружности необычайно симпатичной. Одет он был изысканно, богато, держался твердо, видно — знатный дворянин. Как выяснилось вскоре, это был молодой маркиз Ричард Редсворд, сын герцога Глостера, большого друга Суздальского.

В Москве свет не столь внимательно следил за всеми тонкостями двора, поскольку до двора было около пятисот верст по скверной дороге, а посему московские дворяне едва ли могли вспомнить Уолтера Глостера, который больше двадцати лет назад был британским послом в столице.

Всем было довольно того, что Ричард — блестящий молодой человек, статный, красивый, образованный. Те, кто немного разумел в английских династиях и титулах, знали, что Глостеры имеют близкое родство с королевской фамилией, а стало быть, Ричард, ко всем его достоинствам, знатен и богат.

Московское общество приняло молодого маркиза с теплом и радушием, князь Голицын познакомил его со своими друзьями и многочисленными родственниками, прекрасные дамы краснели, офицеры улыбались, и никто не глядел враждебно.

В доме Сергея Михайловича Ричард наконец познакомился с русским гостеприимством и с головой окунулся в очарование устроенного бала.

Бал был прекрасен.

Впрочем, бал как бал — что уж описывать наряды, драгоценности, людей? Как будто вы на таком балу не бывали?

Бал этот был устроен в лучших традициях московской щедрости, веселья и размаха. Однако для князя Суздальского и его юного спутника он был знаменателен не этим.

Окруженная высокородными и превосходительными военными и чиновниками, княгиня Марья Алексеевна рассказывала, как весело протекает их с Анастасией жизнь вдали от Петербурга. Внучатая племянница ее стояла здесь же, с грустным видом.

Когда Андрей Петрович подошел, княгиня невольно заметила, что внимание теперь перешло на Суздальского (он подошел из-за ее спины).

Княгиня развернулась. Увидев Суздальского, она надменно вздернула левую бровь, затем изобразила на лице искреннюю радость и произнесла:

— Ах, Андрей Петрович! Как много времени прошло с момента нашей встречи! Я даже иногда корю себя за то, что была счастлива, когда была лишена возможности видеть вас.

— Я рад, что наконец вы можете быть счастливы со мной, — учтиво отозвался Суздальский.

Слушавшие Марью Алексеевну господа, которым Андрей Петрович даже не кивнул, решили не мешать беседе и ретировались.

— Анастасия, — князь улыбнулся девушке, — как сильно повзрослела.

— Merci beacoup, prince [64], — ответила княжна, взволнованно-смущенная, украдкой посмотрев на Ричарда.

— Сколько же лет прошло… ты еще была совсем девочкой, когда я тебя видел.

— А вы, кажется, совсем не изменились, милый князь, — улыбнулась Анастасия.

Андрей Петрович проявил к княжне самое сильное внимание, отпустил ей несколько комплиментов (не выходя за рамки приличия), выслушал пару анекдотов и начал расспрашивать Анастасию о ее делах и развлечениях. Но княгиня Марья Алексеевна отвечала за нее. Она пустилась в самые подробные описания их московской жизни, посещений балов, театров и прочих светских развлечений.

— А что же скажет нам сама Анастасия? — спросил Андрей Петрович, когда она закончила.

Княжна посмотрела на бабушку, как бы испрашивая ее разрешения на ответ.

— Ну скажи! — воскликнула Марья Алексеевна.

— Мы с бабушкой и правда много где бываем. Да только все это вгоняет меня в уныние, тоску, ведь здесь, в Москве, я лишена моего общества, моих петербургских знакомых, — произнесла Анастасия, взглянув при этом на Ричарда, — и потому я несказанно рада вашему приезду. Теперь, когда вы здесь, былая тоска пропала, и я снова могу быть весела.

Марье Алексеевне, по всему, не по нраву пришелся такой ответ, и она уж было собралась вставить свое веское слово, но Андрей Петрович этого не позволил:

— И я несказанно рад нашей встрече. Мы теперь будем видеться с вами часто.

— Это было бы для меня счастьем, — совершенно искренне призналась Анастасия.

— А что скажет Марья Алексеевна? — спросил Суздальский.

— Андрей Петрович, видеть вас часто — уж слишком большое счастье для меня.

— В таком случае теперь вы станете слишком счастливой, — заключил Андрей Петрович.

— А вы, маркиз, как вы находите Москву? — поинтересовалась Марья Алексеевна.

— Я? — Вопрос вывел Ричарда из раздумий, которым он предавался с того момента, как поздоровался с княгиней. — Я нахожу ее более теплой.

— Но когда вы покидали столицу, был сентябрь. А теперь уж снег не за горами, — возразила княгиня.