Год чудес - Джеральдин Брукс Страница 42

Тишина, сомкнувшаяся надо мной, когда я потеряла сознание, была настоящей, шум и впрямь прекратился, а вместе с ним и обвал. Я не обрушила себе на голову весь холм. Дым понемногу рассеивался, и вскоре мы смогли оценить плоды моих трудов. Мне удалось отбить целую груду ровных, блестящих кусков руды – хватит и на сегодня, и на будущее, если возникнет надобность. Камень за камнем Элинор и Мерри освободили меня из-под завала, затем помогли добраться до шахтного ствола и вылезти на поверхность.

Не знаю, как мне удалось доковылять до деревни. Все тело ныло, каждый шаг отдавался болью. Однако, чтобы поспеть засветло, пришлось поторопиться. Я опиралась на руку Элинор, а руду они с Мерри сложили на рогожку и волокли по земле. Не останавливаясь у Уикфордов, чтобы переменить платье, мы сразу направились к дому бергмейстера, Алана Хоутона. В иных обстоятельствах я умоляла бы Элинор избавить себя от унижения и не представать в таком виде перед толпой горняков, но стоило лишь заикнуться об этом, как она тотчас оборвала меня:

– Мы столько пережили, добиваясь для девочки справедливости, что я намерена довести дело до конца.

Если старик Алан и был обескуражен, когда мы предстали перед ним черные от копоти, промокшие до нитки, в разводах грязи и ссадинах от камней, то быстро оправился и приступил к исполнению своих обязанностей: созвал собрание и пригласил на него Дэвида Бертона и как можно больше свидетелей из числа горных присяжных. Пока собирался народ, Элинор послала за мистером Момпельоном.

Вскоре за окном послышался бойкий перестук копыт. Я предпочла бы выскользнуть во двор, только бы не показываться священнику на глаза. Но Элинор усадила меня возле очага и принялась промывать мои ссадины теплой водой. Своим туалетом она не занималась и, когда вошел ее муж, прямо так и поднялась ему навстречу. Думаю, сперва он ее не признал. Она потеряла шляпу, спасая меня из-под завала, и стояла перед ним с непокрытой головой, а пряди волос в корке грязи темными сосульками свисали ей на лицо. Ее кожаная роба была в саже и земле, а больной палец обмотан грязным, пропитанным кровью платком.

Священник застыл на пороге. Долгое время он не говорил ни слова, и я уж было решила, что он сердится. Но тут он расхохотался и широко раскинул руки. Я подумала, сейчас он ее обнимет. Но, то ли заметив нас с Мерри, то ли вспомнив о своем белом жабо, он отступил назад, хлопнул в ладоши и голосом, полным гордости, попросил рассказать ему все, что произошло.

Я была рада, что мистер Момпельон пошел в «Горняцкий дворик» вместе с нами. Пусть мы и жили в странные времена, я все равно опасалась за репутацию Элинор, ибо женщине, и в особенности даме благородных кровей, не пристало спускаться в копи. Горные присяжные расселись во внутреннем дворике – всей толпой набиваться в трактир было опасно. При виде нас они поднялись со скамеек. Кто-то с заднего ряда прокричал: «Ура новым горнякам!» – и все подхватили. Один лишь Дэвид Бертон уныло молчал. Бергмейстер подвесил на крючок большое медное корыто для измерения руды – длиной с ногу взрослого человека и шириной со стопу, – и Мерри вышла вперед, таща за собой рогожку со свинцом. Бергмейстер помог ей взобраться на стол, чтобы она могла дотянуться до корыта. Бережно, с серьезным лицом, она накладывала руду, пока корыто не наполнилось до краев, и тогда толпа вновь крикнула «Ура!».

– Друзья, – сказал Алан Хоутон, – юная Мерри Уикфорд оставляет за собой право на разработку «Огненного Дракона». Отвод принадлежит ей до тех пор, пока на вороте вновь не появятся три зарубки. – Тут он нахмурил густые грозные брови и обвел собравшихся взглядом. – И пусть всякий вправе их сделать, я бы на месте этого всякого хорошенько подумал, прежде чем приближаться к ее выработке, что бы там ни гласил кодекс горняка.

Той ночью мне пришлось спать на животе, уткнувшись исцарапанным лицом в подушку, ибо лежать на спине не позволял огромный синяк. Но больше всего ломило руки и плечи, и еще много дней потом мне было больно поднять даже ложку. И все же так сладко я не спала со времен опийных грез. С тех пор, как в деревне поселилась чума, столько усилий было потрачено зря, столько жизней было потеряно, столько мучений не удалось облегчить, что для меня было истинным удовлетворением сознавать, что хоть раз в эту тяжкую пору мои старания были вознаграждены.