1612-й. Как Нижний Новгород Россию спасал - Вячеслав Никонов Страница 42

На сейме 1611 года Жолкевский демонстрировал собравшимся Василия Шуйского вместе с братьями. Зрелище описывал Соловьев: «29 октября 1611 года Жолкевский с некоторыми панами, послами земскими, с двором и служилым рыцарством своим ехал Краковским предместьем в замок королевский; за ним ехала открытая карета, запряженная в 6 лошадей, в карете сидел сверженный царь московский, Василий, в белой парчовой ферязи, в меховой шапке: это был седой старик, не очень высокого роста, круглолицый, с длинным и немного горбатым носом, большим ртом, большою бородою; смотрел он исподлобия и сурово; перед ним сидели два брата его, а в середке у них — пристав.

Когда всех троих Шуйских поставили перед королем, то они низко поклонились, держа в руках шапки. Жолкевский начал длинную речь о изменчивости счастья, прославлял мужество короля, указывал на плоды его подвигов — взятие Смоленска и Москвы, распространился о могуществе царей московских, из которых последний стоял теперь перед королем и бил челом. Тут Василий Шуйский, низко наклонивши голову, дотронулся правою рукою до земли и потом поцеловал эту руку, второй брат, Дмитрий, ударил челом до самой земли, третий брат, Иван, трижды бил челом и плакал.

Гетман продолжал, что вручает Шуйских королю не как пленников, но для примера счастья человеческого, просил оказать им ласку, причем все Шуйские опять молча били челом. Когда гетман окончил речь, Шуйских допустили к руке королевской. Было это зрелище великое, удивление и жалость производящее, говорят современники; но в толпе панов радных послышались голоса, которые требовали не жалости, но мести Шуйскому, как виновнику смерти многих поляков; раздался голос Юрия Мнишка, который требовал мести за дочь свою. Шуйских заключили в замке Гостынском, в нескольких милях от Варшавы».

Королю было не до Москвы. «Итак, ожидали продолжительное время и полководец Карл, и находящиеся в Москве русские и поляки, но ожидали напрасно. Поджидая, таким образом, день на день, что прибудет сын великого короля… Все русские и поляки, находящиеся в Москве, гибли, многие от голода, некоторые ели не только мясо коней, но и собак, и кошек, и мышей, и мясо людей».

Войско Сапеги в конце октября пришло в Гавриловскую волость Суздальского уезда, расположенную к северо-западу от города. А затем предприняло попытку пробиться и в сам Суздаль, но 9 ноября потерпело поражение. Тогда сапежинцы направили усилия на овладение Ростовом. Поначалу и там их преследовала неудача: небольшой передовой польский отряд был наголову разбит 12 ноября. Однако в конце ноября в Ростов был направлен отряд под командованием Будилы, который разбил войско князя Прозоровского. В декабре поляки укрепились в городе, откуда угрожали Переславлю, Суздалю и Ярославлю. Именно это продвижение Сапеги на север сильно встревожило ближайшие к Ростову верховые города и заставило их обращаться за помощью к нижегородцам.

Казалось, обстоятельства благоприятствовали походу Нижегородского ополчения на Москву. С уходом Ходкевича и Сапеги в столице оставался сравнительно небольшой и сильно истощенный голодом гарнизон в 3–4 тысячи человек. И если помешать им доставать продовольствие, то можно было ждать их скорой капитуляции. Притом могла появиться возможность разбить по дороге к столице стоявший под Суздалем польский отряд, в то время ослабленный уходом его части в Ростов.

Получив известия о разделении отряда Сапеги, в Нижнем решено было в ближайшем будущем идти к Москве через Суздаль. В Ярославль и Кострому были посланы грамоты, очевидно, с обещанием скорой помощи и с предупреждением их о попытках Марины Мнишек завязать сношения с персидским шахом. Однако собранные в Нижнем Новгороде силы были слишком малы, чтобы одновременно оказать помощь верховым городам и идти через Суздаль под Москву. И уж тем более не было сил, чтобы справиться с еще одним существенным потенциальным препятствием — казаками, которые оставались основной силой в подмосковных таборах осколков Первого ополчения.

Да, оно во многом уже израсходовало свои возможности, но оставалось значимым фактором в столице. Гибель Ляпунова не привела к повальному бегству дворян, даже сын Прокопия оставался в таборах после гибели отца. Летом в осадный лагерь прибывали и отдельные служилые люди, и отряды дворян.

Однако осенью ополчение уже разваливалось на глазах. Получив от правительства Трубецкого и Заруцкого грамоты на поместья, служилые люди отправлялись в имения, чтобы собрать оброки и запастись деньгами. Одни уезжали официально — на излечение, «для поместного раздела», получив отпуск у воевод. Но многие дворяне покинули ополчение самовольно.

Основные силы земского ополчения оставались вблизи от Яузских ворот. Казаки разбили там обширный лагерь, окружив его высокими земляными валами. К укрепленным таборам теснились будки из досок и землянки, которые отстроили себе не желавшие покидать город москвичи.

Казацкие полки теперь далеко превосходили по численности дворянские отряды. Соответственно менялось и лицо Совета Первого ополчения. Ляпунов был убит, погиб в бою окольничий Василий Мосальский, окольничий Артемий Измайлов и Андрей Репнин уехали на воеводство в города. Как самый знатный из земских бояр, князь Дмитрий Трубецкой оставался формальным главой ополчения, как и при Ляпунове. Но всеми делами уже распоряжался энергичный Заруцкий, ставший реальным руководителем земского правительства. Второй по влиянию фигурой в ополчении современники называли популярного среди казаков атамана Просовецкого.

Именно он требовал решительных действий и в начале декабря повел свои отряды на штурм. Взорвав одни из ворот Китай-города, казаки и ратные люди ворвались в крепость, но были встречены огнем батареи из тридцати пушек, стоявших ствол к стволу. Приступ захлебнулся в крови. Меж тем и в контролируемых ополчением кварталах Москвы начался голод. Вслед за дворянами потянулись на зимовье в свои волости и казаки. Боевые действия в столице замерли до весны.

Полагаю, новости из столицы существенно повлияли на планы руководства Нижегородского ополчения.

В 20-х числах декабря в Нижнем Новгороде еще собирались идти под Москву и даже требовали немедленной присылки из Курмыша дворян и детей боярских, стрельцов и казаков для этого похода. Но в начале января отписка Пожарского курмышскому воеводе с приказом раздать деньги в жалованье ратным людям уже не упоминает о походе на столицу.

Что стало причиной задержки? Очевидно, что сбор ратных сил отнял гораздо больше времени, нежели думали нижегородцы. Смоленские дворяне соглашались выступить в поход не раньше, чем будут устроены их земельные дела. Они вроде как отправились в Нижний в конце октября, но когда добрались, неизвестно даже Пудалову, который пишет: «26 октября (5 ноября) 1611 г. смоленские служилые люди вышли из Арзамаса в Нижний Новгород. По расчету, они должны были прибыть в город не позднее начала ноября (по другим источникам, они прибыли в Нижний 6 (16) января 1612 г., но, возможно, речь идет об отдельных отрядах)». Когда бы они ни появились, нижегородцы ждали смоленских ратных людей у ворот и проводили их до самой воеводской избы. С высокого крыльца Минин обратился к прибывшим с знаменательным напутствием:

— Се братия, грядете к нам на утешение граду нашему и на очищение Московскому государству!