Темза. Священная река - Питер Акройд Страница 42

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. К какой категории лиц относится ваша жалоба?

СЭР ГИЛБЕРТ. Я часто задавался вопросом: являются ли эти люди дикарями от рождения, или же они становятся дикарями, когда попадают на реку?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Какая часть лиц, использующих Темзу таким образом, заслуживает данного вами названия “дикарей”?

СЭР ГИЛБЕРТ. Определенно могу сказать, что это не рабочий класс… Я считаю, что это класс дикарей, произведенных на свет намеренно. И с каждым годом, в течение которого эти дикари используют реку, их число увеличивается.

Сборщиками мостовой пошлины и шлюзовиками тоже немало интересовались, и на их счет высказывались. Сборщик пошлины на мосту был очевидным объектом бесчисленных оскорблений со стороны тех, кто не желал платить за проход (первоначально цена составляла полпенса в будний день и пенс в воскресенье). Под покровом ночи ему могли вложить в руку грязь или камешки. Бродяга мог вручить ему полпенса и, дождавшись, когда он откроет ворота моста, дать сигнал ватаге таких же бродяг, чтобы те прорвались, не платя. Сборщик пошлины всегда был непопулярной фигурой. С началом автомобильной эпохи он стал чувствовать себя еще менее уютно. Когда один водитель на Мейденхедском мосту отказался платить положенные восемь пенсов, сборщик пошлины выхватил из машины подушку, продал ее затем за три шиллинга и в конце концов вернул хозяину только три пенса, ссылаясь на “дополнительные расходы”. Это было каплей, переполнившей чашу терпения. В полночь 31 октября 1913 года толпа из пятисот человек, подойдя к мосту, заставила муниципальных рабочих разобрать ненавистные ворота. Сборщиков пошлины на лондонских мостах называли tipstaffs (приставами). Они служили до 1879 года, когда большинство лондонских мостов были наконец объявлены “бесплатными и открытыми для публики на все времена”.

В отличие от сборщиков мостовой пошлины, “шлюзовые приставы” существуют и ныне. От истока до Теддингтона (т. е. на участке, не подверженном приливам) действует сорок пять шлюзов. Первые шлюзы с камерами и земляными бьефами были сооружены в Иффли, Сандфорде и Свифт-Диче в 1635 году. В XVII столетии наблюдалась вспышка интереса к прогрессу и практическим усовершенствованиям, особенно в том, что касалось облегчения хода коммерции. И не было никаких причин, чтобы Темза не была подчинена тем же принципам. Так что за этими шлюзами последовали другие.

Всякое судно, проходя шлюз, должно было платить пошлину, и это вызывало огромное недовольство. Вновь вспыхнули старые споры о том, не дана ли вода Богом и природой всем людям в свободное пользование. Шлюзы впоследствии стали называть “шлагбаумами Темзы”. Так или иначе, с 1770-х годов в нескольких местах вдоль реки началась настоящая строительная лихорадка; первый из новых шлюзов (Боултерз-Лок) начал действовать в 1772 году. Его якобы спроектировал Хамфри Гейнсборо, брат знаменитого художника, и если это правда, Хамфри оказал на речной пейзаж большее влияние, чем его прославленный родич.

Шлюз – это, грубо говоря, участок реки, отделяемый с обеих сторон затворами. За столетия прицип как таковой мало изменился, хотя оборудование было сильно усовершенствовано. Затвор должен быть достаточно прочным, чтобы сдерживать тысячи тонн воды. Баскот – самый маленький шлюз на Темзе, Теддингтон – самый большой, Боултерз – самый загруженный. В Теддингтоне, ниже которого начинается зона приливов, с южного берега можно увидеть маленький лодочный шлюз, шлюз для катеров и шлюз для барж. На этом участке реки движение судов такое интенсивное, что шлюзы работают почти непрерывно.

На протяжении двух последних веков шлюзовики, в отличие от сборщиков мостовой пошлины, обычно слыли людьми приветливыми и добродушными. Их домики, окруженные цветами, выглядели очень живописно. Работники шлюзов ассоциировались со скрипом затворов, скрежетом лебедки, плеском и бурлением медленно поднимающейся или опускающейся воды. Персонажу книги Элспет Хаксли “Огненные деревья Тики” (1962) задают вопрос: “…кем, если совсем-совсем начистоту, он бы хотел быть? Подумав, Иэн ответил, что его заветное желание – быть шлюзовиком на Темзе. ‘Там я стоял бы среди моих флоксов и львиных зевов и глядел бы, как жизнь чинно проплывает мимо’”.

Это хранители и смотрители реки, поддерживающие на ней порядок и вводящие ее в разумные рамки. До нас дошли имена некоторых из них, живших еще в XVIII веке: Кейлеб Гулд трудился на шлюзе в Хэмблдине, Джордж Кордери – в Темпле; были среди них и женщины – например, вдова Хьюитт с Каллемской переправы и вдова Уолтерс из Уитчерча, наверняка продолжавшие дело покойных мужей. В марте 1831 года вышло постановление, что женщины не имеют права работать смотрительницами шлюзов, но это правило, видимо, не всегда соблюдалось.

Кейлеб Гулд был своего рода легендой. Позади дома у него стояла большая хлебная печь, и он продавал хлеб проплывавшим барочникам. Он носил длинное пальто с множеством пуговиц и каждый вечер на ужин ел луковую кашу. Может быть, эта каша объясняет странные слова Крота в самом начале “Ветра в ивах” Грэма: “Луковый соус! Луковый соус! – бросал им Крот, и это звучало довольно глумливо…” ^[39] Смотритель Шиплейкского шлюза в 1880-е годы, известный как мистер Садлер, был пчеловодом, изготовителем декоративных ульев и большим любителем роз. Он, кроме того, писал стихи о пчелах, розах и жизни на Темзе. Вот что он говорит о прилегающей к шлюзу местности: