Екатерина Великая - Анри Труайя Страница 41

Вечером в карете с опущенными занавесками Алексей Орлов увозит в Ропщу не владеющего собой Петра с позеленевшим от страха лицом.

На следующий день, в воскресенье, 30 июня 1762 года, Екатерина совершает триумфальный въезд в Санкт-Петербург под звон церковных колоколов, артиллерийский салют и крики ликующей толпы. Энтузиазм в войсках, чему способствовала раздача водки, был так велик, что в первую же ночь после ее возвращения солдаты Измайловского полка потребовали, чтобы им показали царицу, чтобы убедиться, что ее не похитили и не умертвили. Хочешь не хочешь, а пришлось ей вылезти из постели, напялить мундир и явиться перед солдатами, чтобы их успокоить. Положение мое таково, что последний солдат-гвардеец, видя меня, может себе сказать: «Вот дело рук моих». ^[61] Так, вслед за императрицей Екатериной I, императрицей Анной Ивановной, регентшей Анной Леопольдовной, императрицей Елизаветой пятая женщина подряд, Екатерина II, берет в руки судьбу страны, исключением были лишь два коротких эпизода с участием царей-мужчин. Вот уже тридцать семь лет русскими правят женщины, и они привыкли. Новая царица продолжает национальную традицию. Первая ее забота – отблагодарить творцов ее победы. Посыпался дождь наград, повышений по службе и денежных даров. За несколько месяцев сумма «подарков» выросла до 800 000 рублей. Григорий Орлов, княгиня Дашкова, всевозможные офицеры, ловкие советники – на всех пролился золотой дождь. Говорят, что только водка солдатам-гвардейцем обошлась в 41 000 рублей. Щедрая от природы, Екатерина не признает цифровых ограничений в благодарности. Вместе с тем она беспокоится о судьбе своего мужа. Он ей пишет из Ропщи жалобные и с трудом читаемые письма по-французски с огромным количеством ошибок:

«Прошу Ваше величество наверняка доверять мне и будьте добры снять постовых с другой, комната, потому что комната где я есть такой маленький, что я еле двигаюсь и поскольку она знает что я всегда хожу по комнате от этого опухнут ноги. Еще прошу не приказать офицерам сидеть в моей комната: когда нужда это невозможно. Еще прошу Ваше величество не третировать меня как ужасный злодей, я никогда ее не обижать. Напоминаю о себе ваша Великодушие прошу срочно отпустить меня с указанной персоной (Елизавета Воронцова) в Германия. Бог обязательно отплатить а я ваш покорный слуга, Петр. P.S. Ваше величество может мне доверять что я не подумаю и не сделаю ничего противнее или против ее правление».

И еще: «Ваше величество, если не хотите сделать умирать человека уже довольно несчастного пожалейте меня и дайте мне единственное утешение которая есть Елизавета Романовна (Елизавета Воронцова). Тем вы сделаете один очень большой благодеяние вашего правления. А также если Ваше величество хочет видеть меня одно мгновение я буду наверху моего блаженство».

Екатерина никакого ответа не дает. Но когда ей сказали, что Петр болен, она направляет к нему в Ропщу врача. Ему лучше. А она уж и не знает – радоваться этому или сожалеть. Пока он жив, ей всегда будет угрожать переворот недовольных офицеров или вечных интриганов – придворных. Даже свергнутый и заключенный, он представляет собой постоянную угрозу для трона. В конце концов это он – внук Петра Великого. А не она. Ей надо срочно укрепить свое положение во главе страны. 6 июля она издает второй манифест, в котором объявляется о ее восшествии на престол и об отречении Петра III. В этом документе, зачитанном перед Сенатом, она заявляет, что намерена заслужить любовь своего народа, «для которого признаваем себя быть возведенными на престол».

В тот же вечер ей принесли во дворец послание от Алексея Орлова. Она с трудом разбирает карандашом написанные каракули на куске смятой бумаги: «Матушка заступница наша императрица! Как объяснить, как рассказать, что случилось? Не поверишь слуге твоему верному, но, как перед Богом, говорю тебе правду. Матушка, готов умереть, но и сам не знаю, как это несчастье приключилось. Если не простишь, мы пропали. Матушка, он скончался. Никто из нас этого не хотел, да как бы мы осмелились поднять руку на императора? И вот, Ваше величество, горе случилось. Он начал спорить с князем Федором (Барятинским) за обедом, и не успели мы их разнять, как он помер! Не помню даже, что мы сделали, но все мы как один виноваты и заслужили смертный приговор. Пожалей меня, хотя бы из любви к брату моему! Я покаялся, и теперь ничего не скажешь. Прости или прикажи поскорее нас прикончить. Белый свет мне не мил. Мы тебя прогневали и прокляты будем навеки». ^[62]

Екатерина потрясена. Явно это было убийство, совершенное ее друзьями в ее же интересах. Теперь она свободна от жалкого Петра. Но репутация ее запятнана навсегда. Может быть, лучше было бы жить в страхе перед заговором, чем нести на себе общее осуждение? Разве не абсурдно приносить славу и будущее в жертву ближайшим политическим соображениям? Медвежья услуга! Как сообщают близкие люди и очевидцы, Екатерина падает в обморок, придя в себя, плачет и вздыхает: «Слава моя погублена! Потомки мне никогда не простят этого преступления, которого я не совершала». ^[63] И далее: «Невыразимый ужас охватил меня от этой смерти! Этот удар меня доконает». Княгиня Дашкова, услышав эти слова, отвечает: «Государыня, эта смерть слишком внезапна для вашей и для моей славы». ^[64] Но другие свидетели уверяют, что в тот вечер Ее величество явилась при дворе в состоянии полного спокойствия. Эти наблюдения дополняют друг друга. Екатерина всегда умела в решающий момент владеть собой. Каким бы ни было внутреннее смятение, она не желает выставлять его перед толпой дипломатов и придворных. Смерть эта для нее – желанная, хотя ею и не спровоцированная, ее устраивающая и вместе с тем досадная, эта смерть – дело не личное, а государственное. А государственные дела решаются с холодной головой и в узком кругу близких людей. Так и будет. Угрызений совести у Екатерины не будет. Будут беспокойства. Гнев на виновных смешивается с симпатией и даже нежностью. Они хотели сделать добро, и сама их неумелость – гарантия доброй воли. На следующий день, 7 июля, она публикует третий манифест, где говорится: «В седьмой день после принятия нашего престола всероссийского получили мы известие, что бывший император Петр III обыкновенным, прежде часто случавшимся ему припадком геморроидическим впал в прежестокую колику. Чего ради, не презирая долгу нашего христианского и заповеди святой, которою мы одолжены к соблюдению жизни ближнего своего, тотчас повелели отправить к нему все, что потребно было к предупреждению следства из того приключения, опасных в здравии его и к скорому вспоможению врачеванием. Но, к крайнему нашему прискорбию и смущению сердца, вчерашнего дня получили мы другое, что он волею всевышнего Бога скончался. Чего ради мы повелели тело его привезти в монастырь Невский для погребения в том же монастыре, а между тем всех верноподданных возбуждаем и увещеваем нашим императорским и матерним словом, дабы без злопамятства всего прошедшего с телом его последнее учинили прощание и о спасении души его усердные к Богу приносили молитвы. Сие же бы нечаянное в смерти его Божие определение принимали за промысл его божественный, который он судьбами своими неисповедимыми нам, престолу нашему и всему отечеству строит путем, его только святой воле известным».