Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне - Жан-Кристиан Птифис Страница 41

Его явное признание дано в Евангелиях от Матфея и Луки и повторяется в Евангелии от Иоанна: «Все предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть». В этом случае вновь эти слова оказываются беспрецедентными для иудаизма и даже для эллинизма. Ни один из пророков, в том числе и Моисей, никогда не претендовал быть единственным, кто обладал полным и нераздельным знанием Яхве.

А Иисус, напротив, создает впечатление, что его связь с Господом уникальна, что его религиозный опыт отличается от отношений простого смертного с его Создателем. Именно в этом смысле он называет Господа Отцом. В арамейском языке это слово звучит еще удивительнее, чем на французском: Abba значит на самом деле «Дорогой отец» или «Любезный отец» (почти «папа»). Это слово, употребленное по отношению к отцу-человеку, говорит о близости, о нежности сына к нему. Слова, которые используются для обозначения отца и родственных связей, помогают довольно точно нарисовать фигуру проповедника из Галилеи: он говорит своим ученикам, что, обращаясь к Богу, следует называть его Отец наш («Молитесь же так: Отче наш…» (Мф., 6: 9). Но, за исключением этой молитвы, никогда он не называет Господа «нашим», общим Отцом. Он всегда держится на расстоянии, стремится отделиться от прочих, называя Господа или моим Отцом, или вашим Отцом.

Евангелист Иоанн стремился убедить читателя в том, что Иисус, давая уроки своим ученикам, называл себя сыном Бога в прямом смысле этих слов и доказал свою правоту знамениями. Именно поэтому Иоанн меньше, чем прочие евангелисты, настаивает на мерах предосторожности, принятых его учителем. А Иисус учитывал образ мыслей своих современников и избегал, особенно в Галилее, где жило много фарисеев, заявлять о своей родственной связи с Господом, в которой был убежден. Он предпочитал открывать ее людям делами, даже рисковал быть обвиненным в богохульстве за то, что брал на себя власть, которую приписывали только Богу, — например, власть отпускать грехи.

Дабы утверждать, что он осознает себя одновременно Мессией и Божеством, он, как мы уже видели, множество раз использовал загадочное и необычное выражение — «Сын Человеческий». Невозможно считать, что оно было создано церковью и введено позже: оно исчезло из словаря христиан с удивительной быстротой. В Деяниях апостолов оно используется всего раз, в рассказе о забивании камнями диакона Стефана. В Апокалипсисе от Иоанна это выражение используется два раза в одной и той же формулировке: «подобный Сыну Человеческому». Павел ни разу не использует его. В Апостольском символе веры (II в.) его тоже нет. Очевидно, что его не было и в ранней христологии, если не считать применения в небольших сектантских группах, которые его использовали как старинное. Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что оно появилось при жизни Иисуса.

Это выражение имеет семитские корни. С иврита ben Adam, в буквальном переводе «сын Адама» (Адам — человек) или с арамейского bar enash обозначают человека вообще, любого человека. Однако Иисус его использует не в этом расплывчатом смысле. Совершенно ясно, что у него эти слова — символ его власти и указывают на эсхатологическую фигуру из седьмой главы Книги пророка Даниила: «Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями, и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его — владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится»».

В Евангелиях это выражение встречается 82 раза. Часто оно обозначает всемогущество. Иоанн: «И говорит ему: истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому» (Ин., 1: 51). Матфей, Марк, Лука: «И вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных» (Мк., 14: 62). Согласно семитским представлениям, место одесную (справа от) господина предназначалось для его наследника. Для Иисуса это было способом в точности обозначить свое происхождение и свою божественность.

Однако следует понимать, что этот загадочный Сын Человеческий, как и Царствие Божие, одновременно существует в настоящем и должен явиться в будущем и эти два его обличья непостижимым и необъяснимым образом переплетаются. Бывший ремесленник из Назарета не считает себя полностью возвышенным Мессией, явившимся в конце времен. Иисус одновременно этот Мессия и не Мессия. Сын Человеческий — это Иисус, но иной, который вернется в славе, окруженный Божественной силой, чтобы судить мир. Он дает понять, что за пределами своей бессильной слабости и ограничений, наложенных человеческой бедностью, он победитель, который явится в конце времен. И «кто постыдится Меня и Моих слов, того Сын Человеческий постыдится, когда приидет во славе Своей и Отца и святых Ангелов» (Лк., 9: 26). Такая смелость ошеломляет.

Смысловая двузначность и даже гибкость самого выражения позволяли Иисусу подразумевать, что он является кем-то гораздо большим, что просто земной Мессия, но при этом ограничивается в своих откровениях тем малым, что были способны понять простые, погрязшие в своих предрассудках люди, к которым он обращался.