Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых - Пенни Вильсон Страница 41

Весной 1925 года один человек, которого сторонники претендентки на великокняжеский титул описали как «русского солдата по внешнему виду», пришел в Дальдорф и стал наводить справки о Неизвестной, данная версия приняла еще более странные формы. Кто-то отправил его к Кларе Пойтерт, и, как об этом говорилось потом, он, увидев фотографию претендентки, залился слезами и воскликнул, что это Анастасия. Он оставил письмо, в котором говорилось, что ее ребенок помещен в сиротский приют в Румынии, а на обратной стороне фотографии написал «Анастасия Николаевна… Александерева… Иван Алексев. Шоров… geb. (рожден) Pittersburg (Петербург)». Сторонники претендентки подозревали, что этот мужчина являлся Сергеем Чайковским, братом человека, считающегося спасителем княжны, лицом, которое сопровождало ее на пути из Бухареста в Берлин, и ее мужем. Однако этот неизвестный исчез раньше, чем его смогли допросить, и больше никто и никогда не видел его и ничего не слышал о нем {62}.

Такие слухи, рассказы и любопытные переплетения версий требовали объяснения, и в январе 1926 года берлинские сторонники претендентки послали в Бухарест женщину по имени Гертруда Шпиндлер с целью провести расследование этой истории. Задача, поставленная перед ней, была непростой, нужно было установить следующее: имеются ли какие-либо документы, подтверждающие, что Чайковский, Мишкевич или кто-либо еще, соответствующий описанию, пересекал, в одиночку или в составе группы, румынскую границу в 1918 или 1919 годах? Имеются ли какие-либо свидетельства, подтвержденные документально или нет, которые доказывали бы, что претендентка и ее так называемые спасители действительно жили в Бухаресте в период между 1918 и 1920 годами? Имеются ли какие-либо записи в актах гражданского состояния или в церковных книгах о заявленном браке между претенденткой и Чайковским, сделанные в январе 1919 года? Существуют ли какие-либо свидетельства, подтверждающие, что сын, о котором сообщала претендентка, действительно был рожден и крещен в Бухаресте? Имеются ли какие-либо данные – заметки хроникеров, полицейские отчеты или даже газетные репортажи о человеке, который убит или ранен в уличной перестрелке в конце 1919 или в начале 1920 года, как, по словам фрейлейн Анни, это случилось с Чайковским? И имеются ли какие-либо записи о похоронах Чайковского, состоявшихся, как утверждают, в этом городе? Шпиндлер встретилась с бывшим послом России в Румынии М.В. Поклоевским-Козелом, последний изъявил готовность сотрудничать. Он связался с министром внутренних дел Румынии и директором государственной полиции. Рассказав им о целях расследования, Поклоевский-Козел сумел получить от них полную поддержку правительства. В помощь Шпиндлер был назначен детектив, и, чтобы облегчить проведение расследования, ей предоставили полицейский автомобиль с водителем. Готовность к сотрудничеству продемонстрировала даже пресса: в газетах страны были напечатаны очерк о претендентке на княжеский титул и просьба к свидетелям или любым другим лицам выступить и поделиться сведениями, помогая тем самым расследованию {63}.

Шпиндлер проводила недели, разъезжая по всему Бухаресту и его окрестностям, роясь в записях и блуждая по узким переулкам, переходя от забытых всеми церквей к самым бедным хижинам. Она расспрашивала чиновников, священников, полицейских, докторов, санитарок и всех, кто мог бы дать показания, подтверждающие то, что было рассказано фрейлейн Анни. В ее распоряжении были неограниченные средства и поддержка правительства, помогало также и то, что она проводила расследование на месте спустя малое количество лет, прошедших после предполагаемых событий. Но в конечном счете ей ничего не удалось обнаружить. Не было ничего, что подтверждало бы пересечение границы, никто не мог засвидетельствовать, что претендентка или кто-то из ее предполагаемых спасителей проживали в Бухаресте. Не было найдено также и записей, подтверждающих рассказ претендентки о том, что она якобы вступала в брак, а также о рождении и обряде крещения ее сына или о смерти и похоронах человека, которого она назвала своим спасителем и мужем. Единственным достижением Шпиндлер стало то, что она смогла найти улицу, название которой впервые было предложено Зинаидой Толстой в качестве возможного места, где могла жить семья Чайковских. Улица называлась Светны Воевода, это был узкий переулок, который тянулся по городу позади бывшей аристократической виллы {64}. Но ни о Чайковских, ни о Мишкевичах, ни о самой претендентке Шиндлер не смогла найти никаких сведений.

Семья румынского короля, венценосные родственники Романовых, очень серьезно отнеслись к слухам о спасенной Анастасии и о том, что она оказалась в Бухаресте. Мария, королева Румынии, проявила личный интерес к судьбе претендентки и попросила сделать все необходимое, чтобы Шпиндлер всемерно содействовали в проведении расследования {65}. А ее дочь принцесса Илеана сказала юристу Брайену Хорену следующее: «Наша семья сделала все, что было в ее силах, чтобы выяснить, есть ли хоть доля правды в ее претензиях, но не смогла найти каких-либо следов ее пребывания в Бухаресте» {66}.

И такое отношение к ней сохранялось на протяжении всей жизни претендентки на княжеский титул. Великая княгиня Ольга Александровна считала ее претензии «полностью и явно ложными. Я была убеждена тогда так же, как и сейчас, что это – ложь от начала до конца. Взять хотя бы этих предполагаемых спасителей, исчезнувших неизвестно куда! Да если бы дочь Ники была действительно спасена, ее спасители четко знали бы, что это для них значит. Каждый королевский дом Европы наградил бы их. Да я уверена, что в знак благодарности моя мать без тени сомнения опустошила бы свою шкатулку с драгоценностями. В этой истории нет ни одного пункта, который мог бы служить подлинным доказательством» {67}.

Конечно, ходило множество слухов о судьбе Романовых, из вторых и третьих рук передавались сказки об их казни, рассказы и слухи об их бегстве в каких-то таинственных поездах, заявления мнимых свидетелей об их секретном содержании в монастырях и сомнительные утверждения об их чудесном спасении с помощью кого-то из их венценосных родственников. Такие вести из Сибири расходились по всей России, попадали в оккупированную немцами Украину, в Румынию и далее распространялись по всей Европе. Говорили и о спасенной великой княжне, однако подтвердить эти слухи не представлялось возможным. Некоторые припомнили, что большевики открыто вели поиск пропавшей дочери императора, но ведь все это происходило в то время, когда Советы вели активное распространение ложных слухов; говорилось о плакатах, извещавших о бежавшей Анастасии, однако никто не мог продемонстрировать хотя бы один из них или доказать, что они действительно существовали; а еще были те, кто заявлял, что располагает сведениями о местонахождении Анастасии или сведениями об ее предполагаемом спасителе, но ведь подобные сообщения появлялись только после того, как был опубликован рассказ претендентки и появлялись просьбы о дополнительных сведениях. Не имелось никаких доказательств ни того, что Александр Чайковский действительно существовал, ни того, что на самом деле его звали Станислав Мишкевич, а также того, что кто-либо, подпадающий под его описание, когда-либо жил или умер в Бухаресте. Не было также и доказательств того, что претендентка вышла замуж за своего спасителя и крестила их общего ребенка.

Все это выглядело маловероятным, но маловероятное не есть невозможное. Если никто не мог обнаружить каких-либо не вызывающих сомнения доказательств в поддержку истории, рассказанной претенденткой, то и ее противники точно так же не смогли найти убедительных доказательств того, что все это ложь. Неизвестные спасители, содержание расследований, рассказы тех, кого можно считать и явно заслуживающими доверия, и мистификаторами, – все это в конечном счете привело к тому, что версия, предложенная претенденткой на княжеский титул, была сведена к простому вопросу веры в ее честность. Таким образом, вскоре рассказ фрейлейн Анни о ее чудесном спасении вышел за пределы сопоставления объективных фактов.