Сибирской дальней стороной. Дневник охранника БАМа. 1935-1936 - Иван Чистяков Страница 41
Сибирской дальней стороной. Дневник охранника БАМа. 1935-1936 - Иван Чистяков читать онлайн бесплатно
— Будешь переезжать во взвод?
Отвечает:
— Нет, чего переезжать из-за месяца.
По приказу нач. отд. 423 на ф-гах устанавливаются разные премии, а для стр. з/к? Нет! По охране, видите ли, лимитов нет и пр. Стрелки зарплату не получали два м-ца, курить нечего. Поневоле будешь просить у путеармейцев. Прошел на подконвойную 35-ю и обратно 32 километра, провел беседу о конце стройки, проверил знания.
Еле плетешься, а за что, спрашивается, что, много платят, есть заинтересованность? Нет ни черта. Пробыл сутки Бренч, ни занятий, ни беседы не провел. Вот работа.
Беседую со стрелками и их женами о речи Гитлера и Ворошилова.
Шухер на 9-й ф-ге. Зарезали овцу, украли два ружья, шинель и пр. кое-что. Галкин направляет в Завитую, они не идут. Мучились три дня. Я на 11-й по поводу побегов. В/н стр. Ночаев не хочет служить, отпуская з/к, отказывается идти на пост и в конвой. Да и все остальные не против уйти с 11-й.
Карданец заявил:
— Уйду в розыск и дней пятнадцать не явлюсь, проживу где-нибудь в деревне.
Васильченко с Грибенко так поговаривают:
— Пора бы нас сменить, послать на бесконвойную, отдохнуть.
Топаешь пешком каждый день по 40–50 километров. Попадает дичь по пути, прикладывааюсь, четыре штуки сразу, галок.
Выходной, но у нас самая работа. Думал накануне съездить на охоту, но приехал Голубев.
Штаб ф-ги, стахановский декадник и т. д. Приехал Лавров. Нач. б/п. Чем встретишь? Как провести выходной, когда первый день на частной квартире ничего не устроено, не налажено. Сходили, погуляли на сопки. Буро-коричнево кругом. В отделении шалман. Снимают Голубева. Сняли Ершова.
Голубев ездил по трассе и сообщал, что везде все в порядке, а план отделения выполнило только на 80 %. Ершов не обеспечил стах. движение. Прораб ф-ги 35 Романов тоже работает аховски, задерживает производственные планы, нет прикрепления бригад к объектам. Заходит нач. ф-ги Макарова и сообщает:
— Послала за прорабом, а он отвечает: «Я лег поспать!».
Голубев ни словом не обмолвился о конце строительства к Октябрьской годовщине, сказав лишь, что надо сделать подарок к празднику. Работы почти нет, но и конца не видать. Ковыряются.
Какая-то стерва занимается туфтой. Сообщают о групповом побеге в четырнадцать человек, оказалось, нет ничего. Сообщают об этапе с 11-й на 47-ю, нет ничего. Кругом и всюду стараются вредить, срывать, подкалывать. Идем в розыск, всю ночь на ногах. Написал Камушкину, что по примеру вашему провел один командирский день. Как он поймет, не знаю. Написал рапорт об увольнении. Написал и Крылову. Что-то в штаб [неразборчиво].
Политрук ездит где-то, делает что-то. Писанул и на него. Это партийцы, энтузиасты. Воспитатели. Проводники культуры, организаторы.
Хорошо, что хорошая погода, что нет грязи, иначе пропадешь. Сапоги худые, ноги болят. Сходил, порисовал, отвел душу от дум. Но Москва отдельными моментами вспыхивает, взрывается в памяти.
Говорят, что у меня плохие младшие командиры, что таков и я. Но почему у хорошего нач. отряда плохой командир взвода? Это никто не говорит. Провел пятнадцать бесед на разные темы: о метро, о положении на Западе и Востоке, речи Ворошилова и Гитлера, сотворение Земли, сотворение человека, образование сопок и гор. Стрелки и жены довольны.
Только жена Кравец на приглашение отвечает:
— Я дура, мне учиться нечего, пускай там умные учатся.
Общая усталость утомленность умственная, появляется забывчивость — притупление памяти.
А холода наступают. По утрам мороз. Дров же нет. И никакого законного права заставить ф-гу привести нет. З/к нарочно стараются причинить больше вреда ВОХРе.
Вечером на 11-й. нач. адм. части проявляет себя. В охране раскричался на Безродного к. о. за то, что он не хочет переводить з/к на 8-ю подкомандировку из-за отсутствия конвоя:
— Я тебя под конвоем отправлю! Срывает стахановскую декаду, вредительством занимается!
Айзенберг вертится как волчок. Почитав приказ об аресте Безродного, заявляет, что съел одного, шляпу, пустоголового, съем и другого. Читает приказ путеармейцам, подрывая авторитет охраны. О себе не читает ни одного приказа.
Приписали Безродному регулярный срыв выгрузки балласта. Почему же, спрашивается, терпели столько время?
На подкомандировке. Спрашиваю человека в военной форме:
— Кто вы есть?
— Я комвзвода!
— Бамовский?
— Да, я нач. адм [неразборчиво] части, а почему вы кричите?
— Я не кричу, а разговариваю!
— Таким тоном?
— Так вам тон мой не нравится?
Бараки-палатки в дырах, дождь льет. Ну и черт с ними. Но для охраны тоже ничего не сделано. Про охрану забывают, охрана — враг всем и вся.
Айзенберг наседает:
— Вот шел состав в девяносто вагонов, а мы не можем разгрузить!
Я чувствую, что врет, тоже вру, отвечая, что не все вагоны нам. Комедия.
Сказал Мозговому:
— Я бы так не сделал, не сказал бы Безродному, что отправлю вас под конвоем. Во-первых, мы подчиняемся нач. отряда, а во-вторых, командира может вести только командир.
— Что вы мне мораль читаете? Я сам работник 3-го Отдела.
Ночь холод, дождь, вода замерзает. Помещение охраны течет, дует. А над кухней Мозговой даже ухитрился снять палатку с крыши. Течет в суп.
Спишь неспокойно, холодно. Сводит ноги и руки. Надо положить конец всему. Здоровье можно потерять в один день. Иду утром домой. Коченеют руки. В карьере попадают утки. Падает один чирок, шесть штук поднимаются и снова садятся в 300–400 метр. Подхожу, плавает одна. Бах! Падает. Будет суп.
И все же у нас право начальника, право сильного власти.
Нет ни дров, ни керосина, и ф-га не везет. Приказать я не могу и не имею права. Сергеев хочет избавиться от ОШС. Написал Крылову, Бренч тоже написал рапорт, посылает по почте. Значит, в штаб ВОХР. Ставлю точку на службе, начинаю добиваться решительно увольнения.
С утра в штабе отряда в Завитой. С людьми равными себе по мировоззрению можно поговорить и душу отвести. Пообедаешь по-человечески. А морозец знатный, вода замерзла в умывальн. Начинается старая прошлогодняя история, в один глаз плеснем, другой сам откроется. Снова в нетопленном помещении будешь терять свое здоровье, геройства в этом никакого, а ревматизм усугубить можно. Зашел к Камушкину, подняв вопрос об увольнении. Отвечает:
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments