Эйнштейн - Лоран Сексик Страница 41

Зима 1939 года, Принстон.

Нильс Бор объясняет положение вещей своему бывшему учителю. Его слова посеяли хаос в голове Эйнштейна. Хотя оба ученых не имеют точных сведений о продвижении исследований в Германии, они убеждены, что немецкая наука под руководством президента берлинского Института кайзера Вильгельма, в котором когда-то работали они оба, большими шагами продвигается по пути к бомбе. Бор уехал, оставив Эйнштейна в полнейшем смятении. Значит, жизнь не будет к нему снисходительна. Вывод из его собственных исследований 1905 года может привести Германию к обладанию абсолютным оружием? Германию, которая поклялась погубить его и его близких, а Эйнштейн еще и даст ей в руки оружие! Он был в отчаянии. Что делать? К кому обратиться? Его слова больше никто не принимает всерьез. Ни в научных кругах, ни в народе. Даже здесь он по-прежнему иностранец, до сих пор, через шесть лет после приезда, дожидающийся разрешения от властей на получение американского гражданства. Слухи, которые продолжают распространять о его мнимом коммунистическом прошлом, тормозят этот процесс. Ему приходится с печалью признать свое бессилие, свою ненужность. Он возвращается в кабинет, отвечает, не теша себя иллюзиями, на несколько писем с просьбами от беженцев, выбрасывает в корзину свои последние заметки о теории единого поля и идет выкурить трубку под сенью столетних деревьев в парке.

Прошло полгода, череда известий о несчастьях и драмах, отмеченных тем же признанием в собственном бессилии, уверенности в том, что самое худшее еще впереди. Вот и лето — странное лето. Сияющее солнце не вызывает никакой радости. Под голубизной неба скрывается мрачный горизонт. Альберт пришвартовывает «Тиннеф» и выходит на мостки. Перед домом припаркована машина. Он различает фигуры, сидящие за столом на террасе. У него гости. Кто еще готов тратить время на поездки к нему?

Юджин Вигнер, его бывший ученик из Института кайзера Вильгельма! И Лео Силард, его товарищ по счастливым годам в Берлине! Что они здесь делают? Зачем приехали? Неужели положение настолько отчаянное, что эти двое мужчин в самом расцвете лет сочли нужным навестить старика? В разгар жаркого дня они устраиваются на террасе, лицом к морю. Вигнер рассказывает, как долго они не могли отыскать его дом. Силард вспоминает старое доброе время. Берлин 1920-х годов, когда двое ученых разработали холодильник, который считали революционным, и надеялись наладить его промышленное производство. Каждый вспоминает о временах Института кайзера Вильгельма. Совместные исследования, бесконечные споры о квантах, как всё это было давно. Сегодня всё это далеко и, главное, смешно. Вместо того чтобы сражаться за квантовую теорию, наверное, лучше было бороться с нацистской идеологией. Каждому приходит на ум Вернер Гейзенберг, стоящий на перекрестье теоретических дискуссий и идеологических баталий. Вернер Гейзенберг отныне руководит атомными исследованиями. Гейзенберг поклялся в верности фюреру. Вступление закончено. Гости переходят к делу.

Силард начинает говорить с большим возбуждением. Гейзенберг вот-вот найдет разгадку деления ядра, объясняет он. Жолио-Кюри из Парижа заваливает международные научные журналы сведениями о своих открытиях, которые Гейзенберг, надо полагать, приводит в систему. Сам Нильс Бор во имя науки, не колеблясь, публикует результаты своих работ. Все — сознательно, хоть и не желая того — способствуют продвижению немецких исследований, которые, кстати, от них не отстают. Институт — один из лучших в Европе, хотя в результате арианизации он и лишился многих своих лучших сотрудников. Гейзенберг, надо полагать, стоит на пороге создания ядерного оружия. О, конечно, он еще не нашел окончательного уравнения. Он не получил ядерного взрыва из деления урана. Но это, очевидно, вопрос времени. Через несколько месяцев, а то и завтра, у нацистов будет атомная бомба. Вот ради чего Силард и Вигнер проделали этот путь. Вот что они хотели объявить Эйнштейну.

Конец света.

Альберт слушает пророков апокалипсиса не перебивая. Порой делает знак рукой, чтобы они говорили короче. Да, он всё понял. Те продолжают, ужасаясь собственным словам. Как и в 1920-х годах, они снова превратились в учеников перед учителем. То же почтение, смутная надежда на то, что человек, сидящий напротив, знает решение, уже решил уравнение. Разница лишь в том, что сегодня ученики учат учителя. Учитель не читал журналов, он совершенно не в курсе научного прогресса. Учитель невежествен. Хотя враг пожинает плоды его трудов. Учитель быстро схватывает. Его взгляд мрачнеет от черных предсказаний, но вот он просиял светом, который, казалось, давно угас. Вместо того чтобы привести к смирению, вестники как будто пробудили в сердце Эйнштейна глубоко запрятанное чувство. Желание сражаться. Ощущение своей нужности. Он чувствует по звучанию их голосов, что они приехали о чем-то его попросить. Голос дрожит, Эйнштейн интуитивно понимает, что это их последний шанс. Их последний козырь. Он понимает по ходу разговора, хотя его еще ни о чем не попросили, что весь их план держится на нем. Он прочитал это в их взгляде прежде, чем были сказаны слова: они возлагают свои надежды на него. Эйнштейн поднимает голову. Вместе со словами своих собеседников он впитывает немного собственного достоинства. Значит, его будущее не ограничивается прогулками на старой лодчонке. В конце концов он перебивает их. Обрывает объяснения. Он не будет выслушивать курс ядерной физики от своих бывших учеников! Он уловил, на каком этапе находятся научные исследования, каковы возможности немецкой науки в том, чтобы наделить рейх атомной мощью. Он задает вопрос: откуда нацисты будут брать уран? Силард начинает лекцию по геополитике. В шахтах Бельгийского Конго — тонны урановой руды. Руда лежит без применения, добытая часть была перевезена в Бельгию. Если нацисты ею завладеют, у них будут тонны топлива. Остановятся ли нацисты перед захватом Бельгии? Эйнштейн смотрит Силарду прямо в глаза: чего они от него хотят? Зачем приехали? И получает ответ: Эйнштейн знаком с королевой-матерью. Елизавета оказывала ему свое покровительство, когда он жил в Кок-сюр-Мере, они вместе играли на скрипке. Эйнштейн должен написать королеве. Эйнштейн обязан быть как можно убедительнее. Уговорить королеву взять под охрану шахты в Конго, обеспечить безопасность бельгийских запасов. Эйнштейн ненадолго задумался. От него требуют использовать дружеские связи в политических целях. Верно? Именно так! Тогда нет! Нет? Нет. Это противоречит его нравственным принципам. Даже в годину бурь нужно сохранять свои принципы.

Они спорят, виляют. Неужели они зря проделали такой путь? Эйнштейн предлагает написать бельгийскому послу. Посол известит королеву. И всё? Больше он ничего не может предложить? У него даже нет американского гражданства. Неужели его собеседники думают, что он в состоянии изменить ход истории? Разве они забыли, что они сами — всего лишь беженцы из числа венгерских евреев?

Расставание прошло на грустной ноте. Они пообещали друг другу вскоре увидеться. Несколько дней спустя Лео Силард возобновил разговор, на сей раз привезя с собой другого физика, тоже венгра — будущего непосредственного руководителя работ по созданию американской водородной бомбы Эдварда Теллера ^[93]. У них родилась другая идея, еще более дерзкая и безумная. Письмо бельгийскому послу? Положение слишком серьезное. Лучше уж сидеть сложа руки и спокойно дожидаться ядерного апокалипсиса. Господин Эйнштейн, мы проделали весь этот путь, чтобы попросить вас… написать президенту США!.. Рузвельт вас ценит, восхищается вами, он принял вас в 1934-м, вы провели ночь в Белом доме. Элеонора вас уважает. Президент вас выслушает. Обратиться надо к нему, и только к нему. Положение слишком тяжелое. Говорят, что немецкие войска на польской границе находятся в боевой готовности. Поговаривают о тесном общении Риббентропа и Молотова. Если Сталин объединится с Гитлером, свободный мир будет раздавлен. Но… Кто доставит письмо? Сам ли Рузвельт вскрывает свою почту? Какой мелкий чиновник распечатает конверт? На какой стол в каком заштатном департаменте попадет это письмо? У венгерских атомщиков есть идея. Пусть Эйнштейн подпишет письмо! Они берутся доставить его в собственные руки. Эйнштейн дает согласие не раздумывая. Дрожащей рукой Силард достает из папки заранее подготовленный черновик письма и протягивает нобелевскому лауреату. Эйнштейн спокойно читает. Гости пристально смотрят на него, пытаясь уловить малейшее движение бровей. Его взгляд бесстрастен, из груди не вырывается даже вздоха. Они не сводят глаз с его губ. Эйнштейн дочитал последние строчки. Внимательно посмотрел на Силарда, потом на Теллера. Уставился на какую-то точку на горизонте. Покуда хватит глаз, простиралась ровная голубая гладь океана. В его мозгу закипала буря. Что ему предлагают, чего от него хотят? Попросить президента США создать атомную бомбу! Только и всего! Он, пацифист, антимилитарист, человек, возведший в теорию отказ от службы в армии, автор «Манифеста европейцев», «Манифеста двух процентов», должен умолять президента Рузвельта сделать всё возможное для создания оружия, способного уничтожить человечество?