Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII - Стефан Кларк Страница 41

Сам низложенный император был освобожден пруссаками в марте 1871 года и вслед за Евгенией оказался в Англии. Он уже планировал свое возвращение в Париж, когда получил известие о том, что горожане сожгли его дворец и почти все имущество. Это был верный сигнал того, что дома Наполеона ш не ждут.

Наполеону не суждено было вернуться на родину, да и, должно быть, в Англии он чувствовал себя в большей безопасности, когда слышал о том, как француз идет войной на француза (и француженку). Поджог Тюильри был последним отчаянным актом неповиновения, перед тем как правительственные войска наконец ворвались в Париж. Пропущенные в город предателем через западные ворота Porte de Saint-Cloud ^[226] 21 мая 70 000 пехотинцев пробивались на север, штурмуя баррикады, почти никого не захватывая в плен, но расстреливая на месте каждого со следами (или подозрением на следы) пороха на руках. Около 500 человек было расстреляно на Монмартре, в Люксембургском саду и роскошном парке Монсо, где так любил прогуливаться Берти. В отместку коммунары расстреляли около полусотни заложников, в том числе десятерых священников и архиепископа Парижа.

Одна за другой рушились баррикады, по мере того как отряды правительственных войск пробивались в бедные северовосточные quartiers ^[227]. Сопротивление закончилось 28 мая на кладбище Пер-Лашез, где после ночного противостояния среди надгробий последние 147 бойцов – мужчины и женщины – были выстроены в шеренгу и расстреляны.

Но это был еще не конец резни. Когда колонны пленных выводили из города, приятель Берти, маркиз Галифе, начал свою кампанию террора, выдергивая из толпы отдельных пленников и устраивая экзекуции. Некоторые из его жертв были ранены и двигались медленно, другие просто вызывали у него отвращение своим внешним видом. Как-то в воскресенье в Пасси, юго-западном пригороде Парижа, он объявил очередной партии заключенных: «Всем, у кого седые волосы, выйти вперед»; и 111 мужчин выполнили его приказ. «Вы, – закричал он, – виноваты больше других. Вы участвовали и в революции 1848 года». Все они были расстреляны. По оценкам одного французского историка, Галифе несет личную ответственность за 3000 смертей. Возмездие тем, кто осмеливается замахнуться на аристократические привычки может быть быстрым и суровым.

Некоторые источники приводят данные о 30 000 убитых коммунаров, в то время как другие говорят о «всего» шести тысячах (у французов всегда в запасе две сметы для любых спорных событий – официальная и оппозиционная). Тысячи пленных были перевезены в тюремные лагеря в колониях – гнить от тропических болезней и умирать в кандалах. Англичане часто жалуются на жестокое неравенство между рабочими и богачами в викторианской Англии, но во Франции классовая война вылилась в настоящую кровавую бойню.

Спустя несколько лет, чтобы увековечить память о муках, на которые обрекли себя французы, было начато строительство собора – Sacré-Coeur ^[228] на Монмартре. Но далеко не многие знают, что эта церковь изначально задумывалась духовенством во искупление грехов «преступлений коммунаров». Выходит, что сегодняшние туристы, фотографируясь с улыбочками на фоне Сакре-Кёр, в каком-то смысле прославляют жестокую резню 1871 года.

III

Пока в Париже крушили брусчатку и расстреливали людей, Берти не сидел сложа руки. Не сумев пробиться в миротворцы, он регулярно устраивал встречи с французскими эмигрантами в Лондоне, проводя собственный опрос общественного мнения о будущем своей любимой туристической дестинации… ну и заодно, конечно, наслаждался французским обществом на родной земле.

Он сблизился с графом Парижским, претендентом на французский престол, освобожденный Луи-Филиппом в 1848 году, а потому соперником Наполеона III и республиканцев. Граф Парижский, внук короля Луи-Филиппа, был почти ровесником Берти и вот уже десять лет находился в изгнании в Англии, но теперь, когда французский политический ландшафт изменился и замаячила возможность восстановления настоящей монархии, а не наполеоновской империи, он всерьез рассчитывал вернуться в Париж.

Несмотря на свою дружбу с Наполеоном и Евгенией, Берти был по понятным причинам роялистом в душе, как и многие из его парижских друзей. И в 1870 году у графа Парижского появился реальный шанс взять власть – в отличие от Луи-Филиппа, он был человеком действия. Так, в начале 1860-х годов, когда ему наскучило отсиживаться в ссылке, он отправился в Америку сражаться в Гражданской войне, и не на стороне конфедератов, чего можно было ожидать от французского консерватора, а в рядах антирабовладельческого Союза. Он даже видел настоящий бой, у Гейнз-Милл в июне 1862 года, хотя это, конечно, чистое совпадение, что присутствие французского аристократа в армии Союза привело ее к единственному за всю войну поражению.

Странно, что Берти вообще выбрал его своим другом – граф был известен как мыслитель и философ, современники находили его чопорным и холодным, что, наверное, и объясняет, почему он так и не стал правителем Франции. А вот его жена (и кузина), наполовину испанка, Мари-Изабель как раз была во вкусе Берти и, возможно, напоминала ему молодую Евгению. Она была заядлой курильщицей, любила не только сигары (которые частенько подворовывала у Берти), но и трубку, и говорят, что Берти она очень «нравилась», хоть вряд ли он зашел так далеко, чтобы переспать с потенциальной французской королевой.

Даже после того как республика установилась в Париже всерьез и надолго, Берти настолько болел душой за этих претендентов на престол, что даже попытался объединить английскую и французскую королевские семьи. В 1891 году его сын, принц Эдди, решил (хотя и мимолетно), что он влюблен в Элен, дочь графа Парижского, и Берти старался убедить королеву Викторию в возможности такого брака, несмотря на то что французская королевская семья была крепко связана духовными и политическими узами с католической церковью. Однако правительство ответило отказом, и Эдди оставался холостяком, неразборчивым в связях, до своей безвременной смерти от гриппа в 1892 году.

В 1871 году Берти поддерживал отношения и с друзьями из окружения Наполеона, устраивая для них приемы в своей лондонской резиденции, Мальборо-хаус. «Звездой» этих вечеринок была наполовину американка Бланш, герцогиня Караччоло, скандальная дама, которая открыто изменяла своему мужу с одним из конюших Наполеона III. Она тоже курила как сапожник – эта черта всегда привлекала Берти в женщинах – и славилась своей привычкой подражать Александре – правда, в слегка извращенной форме. Хотя у нее почти наверняка был роман с Берти, Бланш одевалась, как Александра, в платья с высокими воротниками и жесткими корсетами, что зачастую проделывали фаворитки, дабы подчеркнуть свой высокий статус королевской избранницы. Ходили упорные слухи, что дочь Бланш, родившаяся в 1871 году, была ребенком Берти; при крещении девочке дали имя Альберта в его честь, и позже он поселил мать и дочь в Дьепе, куда любил наведываться на яхте. Биограф Берти, Джейн Ридли, утверждает, что Альберта не могла быть ребенком Берти, поскольку муж Бланш записал ее на себя, но это звучит несколько наивно – мужчина того времени, особенно дворянин, ни за что бы не отказался признать себя отцом ребенка законной супруги, если только не хотел выставить себя на посмешище и опозорить фамилию. Законными бастардами были усыпаны все ветви генеалогических древ благородных семейств.