Жаклин Кеннеди. Жизнь, рассказанная ею самой - Жаклин Кеннеди Страница 41

Если бы я любила его по-настоящему, наша жизнь сложилась бы? Не думаю, Аристотеля всегда влекли именно те женщины, которые все время быть рядом с ним просто не могли. Он мог их завоевать, мог жениться, но не мог долго держать рядом. Это стиль жизни Ари – все время начинать что-то новое, завоевывать, покорять и начинать следующее.

Думаю, у него и с Каллас была столь долгая любовь, потому что они похожи и не были вместе. Эти ссоры, расставания, примирения, снова ссоры, завоевание любимой женщины, измены и снова завоевание – это то, что и было нужно Ари. Ари, но не мне, я не умела и не желала так жить. Не умела прощать обид, слова в ссорах принимала не как пустой звук, а как аргумент, не желала входить в ту же реку, постоянно слыша об изменах мужа.

И однажды, когда он уже был очень болен, прозвучала фраза, что мне не нужны его деньги! Это было не так, но иначе я просто не могла. Если не нужна я сама, если муж не желает считаться ни с моими желаниями, ни с моим достоинством, никакие деньги этого не компенсируют.

Онассис в ответ просто написал завещание, по которому лишил меня всего.

Его любимый сын и надежда Александр, отношения с которым вовсе не были безоблачными, они с Кристиной очень не любили меня, несмотря на все мои попытки подружиться, погиб в авиакатастрофе. Эта смерть буквально подкосила Ари, с того времени он и начал болеть, по-моему, просто потому, что потерял смысл в жизни.

Большую часть наследства получала Кристина, много Онассис оставлял фонду имени своего сына. Мне лишь минимум, на который я имела бы право по закону.

Но мне уже было все равно.

Кристина не раз обвиняла меня в меркантильности, в том, что ее отец меня просто купил. Но он покупал всех своих женщин, и Каллас в том числе. И саму Кристину купил. Строптивая девочка, я бы даже сказала капризная, могла остаться с матерью, но предпочла отца, который все позволял и все оплачивал. Разве это не покупка? Ари некогда было заниматься детьми, сами сын и дочь относились к нему словно свысока, какая уж тут любовь.

Мне отказывали даже в праве что-то чувствовать к Онассису, причем отказывали те, кто видел, что мы вовсе не равнодушные куклы. Вокруг постоянно звучало: самый богатый человек купил себе самую известную женщину! Попробуйте при этом сохранить спокойный и независимый вид.

Вид я сохраняла, но жить рядом с Ари оказалось немногим легче, чем в клане Кеннеди. К тому же я сильно скучала по детям и по Америке.

Адвокаты Аристотеля начали собирать документы для развода. Я об этом знала и, конечно, беспокоилась, получу ли что-то при разводе. Что тут удивительного, ведь я могла рассчитывать только на эти деньги. К свадьбе Ари подарил мне три миллиона, но я сделала попытку разбогатеть по его примеру и все потеряла на бирже. Занятие бизнесом мне противопоказаны, я не умею делать деньги, потому и пыталась выяснить, что получу при разводе.

Но Онассис поступил куда хуже.

Когда-то Джек санкционировал прослушивание моих комнат в Белом доме. Узнав об этом, я ничего не сказала мужу, решив, что так положено для первой леди, но обиделась. Знать, что тебя подслушивают круглые сутки или даже просто по команде президента, ужасно. Позже я поняла, что это никак не было связано с государственной необходимостью, это было решение Джека.

Ари поступил примерно так же – он установил за мной слежку в Нью-Йорке, причем выбрал адвоката, который терпеть не мог всех Кеннеди. К постоянным преследованиям фотографов, которые просто сводили с ума, добавилась и слежка мужа.

Вот тогда я бросила в сердцах эту фразу про деньги…

Онассис был уже очень болен, он долго не прожил, и мне не простили, что в последние недели жизни мужа я занималась своими детьми, а не сидением у его постели. Но мы уже были в начале бракоразводного процесса, только не озвучили это для публики, и я не желала находиться там, где были те, кто меня ненавидел. Ари лишил меня наследства, тем самым вычеркнув из своей жизни, в ответ я просто соблюла необходимые по этикету формальности. Долг платежом красен, трудно рыдать над могилой того, кто сначала вознес тебя на вершину, а потом сбросил с пьедестала, сначала окружил заботой, а потом лишил наследства. Зная, что больше жить будет не на что, сначала называл богиней, а потом кричал, что я меркантильная, продажная женщина, ничем не лучше остальных.

Если я не лучше остальных, то я и повела себя не лучше.

Аристотель не успел со мной развестись, но по закону я не имела права на его наследство, потому что не имела греческого гражданства. Его завещание так и осталось не подписанным и у нотариуса зарегистрировано не было. Чтобы получить большую часть многомиллиардного состояния, мне достаточно было сменить гражданство, адвокаты советовали сделать это еще при жизни Онассиса, тогда он просто не имел бы права оставить меня ни с чем и при разводе.

Но я американка, ею и осталась. Никакое наследство не стоит того, чтобы продавать себя. Да, я меркантильная и если вы предложите мне миллион, я попрошу второй. Но я Джеки Бувье и сама по себе стою больше любого наследства!

Я получила от Кристины немалую сумму (кстати, куда большие она выплачивала в качестве отступного своим мужьям при разводах). Эти деньги позволяют мне не просто жить, но жить безбедно.

Странно, имея деньги Онассиса, мы с Ари могли бы собрать роскошные коллекции лучших картин, какие только выставляются на аукционах, посещать любые премьеры, встречаться с лучшими художниками, писателями, архитекторами, строить красивые дома с великолепными интерьерами, жить интересной, насыщенной жизнью.

А в памяти осталась только роскошная яхта, необходимость скрываться от папарацци на острове, бесконечные вечеринки с показной роскошью и споры по поводу денег. Аристотель не жалел денег и умел их тратить, но тратил не на то!

Он мог бы построить для Марии Каллас собственный театр и сделать его не менее популярным многих других, но вместо этого просто давал ей деньги и дарил драгоценности. Он мог создавать музеи, организовывать выставки и конкурсы, но филантропией занялся только в последний день, да и то мне назло, упомянув в завещании о создании фонда имя сына.

Мы не могли быть вместе, но хотя от этого брака остался очень горький осадок, я не вспоминаю Ари как мешок с деньгами. Он был очень интересной личностью. Возможно, не для всех приемлемой, не всем понятной, но личностью. То, что наши интересы не совпали, наша беда, а не вина.

И вовсе я не была пустой транжирой. А одежду скупала целыми магазинами не из любви к покупкам или из-за глупого тщеславия, а по расчету. Аристотель обеспечивал меня всем, подписывал любые счета, но практически не давал наличных. То есть у меня просто не было собственных денег.

Наверняка существуют женщины, живущие в таком же положении, когда есть все и ничего нет одновременно. Но я полгода проводила в Нью-Йорке с детьми, и жить там, постоянно отсылая счета мужу на яхту, не слишком удобно и приятно. Я нашла выход: скупая одежду, я тут же сдавала ее обратно в магазин. Ари оплачивал счет за покупку, но деньги за возврат оседали на моем счете. Я и в Белом доме редко одевала одно платье несколько раз, чаще, будучи обновленным, оно отправлялось в комиссионный магазин, куда относила мои наряды моя дорогая Нэнси – подруга-секретарь – от своего имени.